Отведя, наконец, исполненный укоризны взгляд от юных сорванцов, сыновей кузнеца, Бартоломью обратил все внимание к службе. Брат Майкл закончил читать молитвы, и собравшиеся запели псалом. Бартоломью присоединил свой голос к общему хору, с удовольствием прислушиваясь к тому, как стройное пение эхом отдается под высокими сводами. Когда прозвучали последние слова псалма, Бартоломью выступил вперед, дабы прочесть назначенный для этой службы фрагмент Ветхого Завета.
Он запнулся, когда дверь резко распахнулась и в боковой придел вошел какой-то человек, показавший жестами, что ему необходимо безотлагательно поговорить с мастером Томасом Кенингэмом. Кенингэм принадлежал к ордену Святого Гилберта и обладал мягким и уступчивым нравом. В управлении делами колледжа он проявлял терпимость, порой граничившую с бесхребетностью. Вошедший принялся что-то шептать ему на ухо, и Бартоломью увидал, как Роджер Элкот вытянул шею, пытаясь понять, о чем идет речь. Мастер, заметив это, уставился на Элкота с ангельской улыбкой на устах, и тому волей-неволей пришлось оставить свои попытки. Тут в церковь вошел еще один человек и направился прямиком к Бартоломью, взволнованно размахивая руками. По всей видимости, кому-то из больных помощь понадобилась столь срочно, что посыльный решил не дожидаться окончания мессы.
Кенингэм меж тем покинул свое место и направился к алтарю. Коснувшись руки Бартоломью, он сделал ему знак прервать чтение.
– Господа, – раздался под церковными сводами его негромкий голос. – В церкви Святой Марии только что произошло некое важное событие. Канцлер университета требует, дабы брат Майкл и доктор Бартоломью незамедлительно явились туда. Мы с братом Уильямом продолжим службу вместо них.
Воздержавшись от дальнейших объяснений, мастер продолжил чтение с того самого места, где его прервал Бартоломью. Брат Уильям поспешно проталкивался сквозь толпу, направляясь к алтарю. Молитвенное настроение оставило брата Майкла с почти святотатственной быстротой; глаза его блестели от возбуждения, когда он торопливо шагал к церковным дверям. За ним следовал Кинрик. Процессию, сопровождаемую любопытными взглядами всех собравшихся, замыкал Бартоломью. Когда он проходил мимо принципала пансиона Фисвика, тот схватил его за рукав.
– Я старший проктор университета, – произнес он громким шепотом. – Если в одной из университетских церквей произошло нечто непредвиденное, я должен присутствовать на месте события.
В ответ Бартоломью лишь пожал плечами и скользнул по говорившему равнодушным взглядом. Он не слишком жаловал Ричарда Хэрлинга. Старший проктор университета в ночное время обходил дозором улицы и выискивал студентов и магистров, нарушивших правило, согласно которому в этот час им надлежало находиться в стенах колледжей. Провинившихся проктор без сожаления подвергал штрафу за недостойное поведение. По ночам больные нередко требовали Бартоломью к себе, и Хэрлинг уже два раза наложил на него штраф, не желая входить в особые обстоятельства доктора. Черные волосы Хэрлинга были всегда гладко прилизаны и смазаны жиром, а костюм безупречно чист.
Посыльный ожидал во дворе церкви. На улице было куда светлее, чем в помещении, и, взглянув в бородатое лицо посыльного, Бартоломью узнал в нем Гилберта, доверенного клерка канцлера университета.
– Ну, что там у вас произошло? – нетерпеливо спросил Майкл. – Что за неотложное дело заставило вас ворваться в церковь посреди мессы?
– В сундуке, где хранится университетский архив, обнаружен труп некоего монаха, – сообщил Гилберт.
Майкл и Бартоломью недоверчиво переглянулись, а клерк продолжал, не обратив на это ни малейшего внимания:
– Канцлер приказал мне доставить в церковь Святой Марии брата Майкла, который является доверенным лицом епископа, а также Мэттью Бартоломью, доктора.
– Надеюсь, это не чума! – в ужасе прошептал Бартоломью. – Как умер этот человек? – спросил он, схватив Гилберта за руку.
– Нет, это не чума, – ответил Гилберт, растянув губы в улыбке. – Я не знаю, что явилось причиной смерти, но, вне всякого сомнения, чума тут ни при чем.
– Судя по всему, этим делом следует заняться университетскому проктору, – заявил Хэрлинг, поджав губы.
Гилберт предупреждающе вскинул руку.
– Младший проктор уже прибыл на место события. Он сказал, что минувшей ночью вы выполняли свои обязанности и потому вас не следует тревожить в столь ранний час.
С этими словами посыльный повернулся и зашагал к церкви Святой Марии. Он шел так быстро, что тучный Майкл, поспевая за ним, запыхался и обливался потом.
Бартоломью тихонько толкнул бенедиктинца в бок.
– Брат Майкл, доверенное лицо епископа, – насмешливо прошептал он. – Друг мой, у вас отменная репутация.
В ответ Майкл лишь сердито сверкнул глазами. Полтора года назад он дал согласие стать представителем епископа Или, в ведомстве которого находился университет с тех пор, как Кембридж лишился собственной церковной кафедры. Майклу следовало неукоснительно блюсти интересы церкви и в особенности – интересы бенедиктинцев, так как именно к этому ордену принадлежал монастырь Или. Для бенедиктинцев, обучавшихся в университете, имелась небольшая гостиница. Однако четверо живущих там монахов так закрутились в вихре вдруг обретенной свободной жизни, что интересы ордена мало их заботили.
По мере того как Бартоломью приближался к церкви Святой Марии, тревога его возрастала. В сундуке, где обнаружили мертвеца, хранились важнейшие университетские документы; о крепости замков и запоров, охранявших вход в церковную башню, ходили легенды. Каким же образом неизвестный монах сумел туда проникнуть? Неужели в недрах университета вызрел злодейский заговор? Бартоломью отнюдь не хотелось оказаться втянутым в интригу, и вопрос о том, как избежать такого поворота событий, волновал его более всего.
Церковь Святой Марии представляла собой грандиозное здание из желтовато-белого камня, возвышавшееся над крышами Хай-стрит. По сравнению с этим храмом, украшенным ажурными стрельчатыми окнами и высокой башней, церковь Святого Михаила выглядела приземистой и невзрачной. До Бартоломью, впрочем, давно уже доходили слухи, будто церковь колледжа намеревались перестроить и придать ей более изящный и величественный вид.
Едва поспевая за проворным клерком, Бартоломью вошел в церковный двор. На крыльце, ломая руки и бросая испуганные взгляды на башню, стоял здешний священник отец Катберт. То был невероятно грузный человек, которого Бартоломью часто приходилось лечить от боли в распухших ногах. Несколько клерков, столпившихся у ворот, беспокойно перешептывались. Рядом с ними Бартоломью увидал высокого, дородного человека с густыми седыми волосами; от него, казалось, веяло силой власти. Это был сам канцлер университета Ричард де Ветерсет. Он сделал шаг навстречу Бартоломью и Майклу и, заметив, как запыхался последний, позволил себе улыбнуться.
– Благодарю вас, господа, за то, что вы безотлагательно явились на мой зов, – важно изрек он и повернулся к Хэрлингу. – Мастер Джонстан уже здесь, Ричард. Я знаю, что минувшую ночь вы провели на ногах, и не хотел вас тревожить.
