существовательствовать, лишённой почти всех сил, лишённой надежды, лишённой шанса вырваться на свободу.
Привратник могуч, его не победить в одиночку, былая мощь не возвращательствуется. Остаётся лишь подпитывать искру жизни, да надеяться на чудо.
Страшный вой заставил её оборвать терзательствования, повелел хватать добычу и бежать! С истинными хозяйками болот ей не сладить даже серебром. Не теперь!
Подхватив тушу и едва не упав под её тяжестью, она, развернувшись, бросилась обратна, к спасительной чащобе, такой пустой и мрачной, но такой восхитительно защитительствующей.
Вой повторился и ближе, но она не останавливалась, не смела оглядываться. Лишь прыгательствовала с кочки на кочку, подобно жабе, завидевшей в небе журавля.
Кромка леса приближалась, она успевала, она успела! Она…
Страшный удар сбил с ног, она рухнула на землю, утеряв добычу, перекувырнулась, покатилась по земле и остановилась лишь впечатавшись в дерево и на миг потеряв сознание…
***
Ты идёшь к ним. Таким испуганным, таким слабым, таким желанным.
Ты протягиваешь вперёд руки, показывая, что друг, а не враг. После – жестом указываешь на тело, пронзённое острым колом, выточенным из ствола молодой осины.
– Я не враг, - говоришь ты. – Я жажду смерти каждого из них. Я ненавижу породившую их.
Вперёд выходит он. Первый из друзей, идущих рука об руку по её длинной дороге. Высокий, широкоплечий, облачённый в сталь и кожу, носящий серебряный символ веры на груди. От него пахнет лошадиным потом и нелюдской кровью.
В одной руке он держит длинный кавалерийский палаш, в другой пистолет, остро пахнущий порохом. Кремниевый замок взведён.
Позади шепчутся сбившиеся в кучу селяне. Они напуганы и это плохо, ведь даже крыса бросается, метя в горло, стоит зажать её в угол. Люди – не крысы. Не все.
Ты поняла это давно, она же – нет. И это её погубит.
– Кто ты? – спрашивает он.
Ты улыбаешься и хмуришься, видя, как они отступают назад, а в глазах их рождается страх.
– Я – друг, - говоришь ты. – Я хочу помочь.
Он боится. Он привык бояться и ненавидеть таких, как они. И таких, как ты.
Но ты не осуждаешь его. Ты привыкла к этому. Ты ждала страх и непонимания. Но не нашла.
Значит что-то, да меняется.
Неуловимо, незаметно, неизбежно, неистребимо, неколебимо.
– Я рад, - говорит он и убирает оружие. – Любой, кто воюет со злом – друг мне.
Он улыбается тебе. Ты улыбаешься в ответ.
Породившая тебя ошиблась. Как и всегда.
***
Толстый ствол выбил из лёгких воздух, и она на миг потеряла сознание, но спустя удар сердца открыла глаза. После - откатилась в сторону, нащупав в кобуре пистолет, и выстрелила раньше, чем поняла, куда именно метит.
Попала – рёв, рвущий барабанные перепонки, говорил об успешности деятельствования.
Она тряхнула головой, прогоняя слабость и смогла оглядеться.
Почти успела, но почти не считается! Брошенная туша лежательствовала на самом берегу, в паре шагов от той, кто завывал в ночи.
На краю болота, вытянув многосуставчатые худые руки вперёд, застыла измождённая женщина в грязно-белом платье. Длинные чёрные волосы закрывали её лицо, оставляя рассмотретельствованию лишь полные алые губы, да измазанный запёкшейся кровью подбородок. Она скребла пальцами по мху, не решаясь ступить со своей земли, но не желая отпускательствовать жертву.
Одетая в белый саван, владычица болота, наверное, могла бы показаться обычной умалишённой, если бы не восемь рук, растущих из-за спины, длинных, когтистых, нелюдских.
Точно кошмарный паук, гостья ловко перебирала ими, бегая по кочкам. К счастью, она всегда боялась земли. То отличательствовало восьмирукую от сестры, обитавшей в лесу к северу и перегораживавшей прямой путь до привратника. То давало шанс убраться с добычей, тем более что серебро остудило пыл чудовища.
К счастью, патронов у неё оставалось изрядно, а потому можно было потратить ещё парочку, чтобы завладетельствовать тушей и утолить наконец голод, терзавший нутро всё сильнее.
« Поди прочь!» – крикнула она, стреляя в голову восьмирукой.
Первая пуля ударила в шею, вторая попала точно в лоб, и женщина в саване страшно закричала, брызжа кровью во все стороны и рассекая воздух острейшими когтями.
Этот шанс нельзя было упустить!
Она рванулась вперёд, проскочила под руками, выстрелила ещё раз и спустя секунду была уже около туши, которую схватила за лапу и потянутельствовала прочь так быстро, как только могла.
Многорукая быстро осознательствовала, что добыча уходит взревела ещё громче и ударила сразу всеми руками. Спину ожгло болью, но она не ослабила хватки, а вместо этого спрятала пистолет и выхватила мачете, рубанув наотмашь.
Отсечённая кисть покатилась по земле, и многорукая отпрянула, вереща и жалуясь на тяжёлую судьбу. Постояла немного, глядя из-под чёлки,
