сфере не только христианской любви к ближнему, но и земной любви к мужу: каждой из девочек Марч предстоит осознать себя, прежде чем сделать правильный выбор. Каждая проходит через открытие: нет, этого человека, хотя он вроде бы по всем параметрам мне подходит, хотя я к нему хорошо отношусь, я – именно я, настоящая я – не смогу полюбить по-настоящему. Мэг, мечтавшая «как все» о богатом муже и беззаботной жизни и имевшая все шансы захомутать отпрыска богатой и безалаберной семьи, предпочла Джона, домашнего учителя, с трудом нашедшего место помощника бухгалтера. И учится быть ему хорошей женой.
Кстати, обряд бракосочетания мистер Марч проводит сам и на дому: в книге он – священник. Сначала капеллан в армии Севера, затем отпущенный после тяжелой болезни (тиф в эпоху Гражданской войны уносил больше жизней, чем пули). По-видимому, в мирной жизни этот вымышленный персонаж где-то служил, возможно, и преподавал, какой-то доход начал поступать с его возвращением, и в целом материальное положение семьи улучшилось (не слишком – миссис Марч по-прежнему отдает все, что может, благотворительности). Однако ничего об убеждениях этого священника, сверх описанного выше эпизода с вином, мы не знаем: Олкотт не привязывает своих персонажей к конкретному религиозному течению, мы ни разу не увидим их в церкви, что для американской книги середины XIX века даже странно. Возможно, одна из причин в том, что писательница не хотела суживать аудиторию, благожелательное и ненавязчивое христианство могли на себя примерить все юные читательницы. Другая причина в том, что Луиза Олкотт выросла как раз в таком широком, нецерковном христианстве и опасалась запутаться в тонкостях. Сочетание околопуританской строгости в одежде и образе жизни, инвектив против алкоголя с поощрением искусства и тем паче театра тоже несколько неожиданны: Марчи ставят домашние спектакли, отнюдь не поучительные, а приключенческие; Эми рисует и мечтает стать великой художницей; Джо не сдерживает свою писательскую фантазию. Все это признаки не среднестатистической христианской семьи, а передовой, в которой родители в значительной степени полагаются на свое разумение и вкус и доверяют характеру и талантам детей.
Именно такой и была семья самой Олкотт. После изгнания из школы Эймос нашел наконец свое место в складывающемся сообществе трансценденталистов. Он был на несколько лет старше основателя этого движения, Ральфа Уолдо Эмерсона, и почти на поколение старше знаменитого Генри Торо, но среди этих образованных, свободно и ответственно мыслящих людей чувствовал себя скорее младшим, последователем, индивидуальное развитие идей давалось самоучке нелегко и часто выходило то, что любящая дочь спародировала в эпизоде с вином: общий принцип да возведенное в принцип исключение – и только любовь близких и уважение к его несомненно доброму сердцу спасает всех от, в общем-то, ожидаемой досады в связи с исчезновением праздничных напитков.
Трансцендентализм брал от христианства нравственные идеалы, но возлагал на человека личную, без помощи церкви, обязанность осуществлять их. Сам человек облекался и правами представителя Природы (наделенной духовной, очищающей силой), и ответственностью за воплощение гармонии в пока еще несовершенном мире. Трансцендентализм призывал каждого к духовному совершенствованию (и понимал это весьма широко, так что искусство и литература приветствовались как вполне достойный путь) и признавал не просто равенство всех людей перед Богом, но социальное равенство – трансценденталисты были противниками рабства. Не случайно «капеллана Марча» Луиза отправляет на Гражданскую войну, а миссис Марч – в госпиталь, ухаживать за ранеными северянами. Однозначных доказательств нет, но с большой степенью вероятности предполагается, что дом Олкотт служил в предвоенные годы одной из станций «подземной железной дороги» – пути, по которому переправлялись беглые рабы. Добавим, что среди трансценденталистов было немало женщин – писательницы, педагоги, поэтессы, переводчицы.
Для оставшейся без школьного образования Луизы новый круг отца оказался счастливым билетом в жизнь воображения, самоосознания, выбора профессии, любви. Эти люди чуть ли не обожествляли Природу, но отчасти из виноватого чувства книжников: честно говоря, книги они любили еще больше, и о любви к природе тоже писали книги, и даже о полном растворении в ней, отказе о цивилизации – это произведение Торо стало бестселлером и навсегда осталось американской классикой. Они прекрасно владели языком, и этот навык Луиза впитала еще в детские годы. Даже когда она писала ужастики для заработка, ее слог – гибкий, выразительный, избавленный от излишеств – ее тихий и точный юмор, умение сохранить даже в таких рецептурных изделиях не только интригу, но и «тайну души» персонажей, выделяли из общего ряда рассказы, подписанные псевдонимами Флора Ферфилд, Трибулейшн (дивное пуританское имя, означающее «Горести») Периуинкл и А. М. Барнард. Будь эти произведения низкопробными, с какой бы стати издатель обратился к ней с предложением написать детскую, девичью книгу?
И влюбленность – постоянная, счастливое отрочество. Луиза влюблялась в самых умных, самых ярких – то в Эмерсона, то в более подходящего по возрасту молодого Торо. В тридцать пять лет, отнекиваясь от предложения писать книгу для девочек, она ссылалась не только на недостаточное знакомство с девочками, но и на отсутствие опыта любви. Этот опыт Луиза считала необходимым для автора такой книги, даже если закончить ее она первоначально планировала на пороге девичества, не выдавая своих героинь замуж (вплотную заняться этим пришлось во втором томе). То есть Олкотт не собиралась описывать детские влюбленности и, как мы убедимся во втором томе, не превращала детскую дружбу в любовь всей жизни. Однако еще одна важная особенность этой книги – она пишется на вырост. «Маленькие женщины» – это не сюсюканье с акцентом на эпитете «маленькие», но и не педагогическая уловка, мол, вы будущие леди, держите себя женственно. Это название, как и название второго тома, «Хорошие жены», вовсе не навязывает героиням или читателям некие паттерны – ведите себя так и будете хорошими – и не ограничивает их, сводя предназначение растущей девочки исключительно к тому, чтобы вырасти и стать женой. Предназначение растущей девочки в том, чтобы вырасти и стать собой. Чаще всего стать собой означает и готовность к любви, и созревшую способность различить своего человека, но ведь его надо еще встретить. Из всех девочек Олкотт из родительской семьи в собственную сразу же перешла только старшая. Младшую Эми, Луиза своей авторской волей одарила правильным мужем, счастливой молодостью, освободив от желания стать художницей – не потому, что искусство несовместимо с ролью жены и матери, тут как раз богатый Лори ей бы помог, а потому, что Эми осознала себя «не гением», еще кое-что важное про себя осмыслила, и такое осознание себя повлекло открытость для влюбленности и замужества. Такая была органическая последовательность, а не вынужденная. В реальной жизни младшая сестра долго не находила себе пару и была еще одинокой в пору написания книги, зарабатывала ремеслом (скорее именно ремеслом, чем искусством) художника. Замуж она вышла в тридцать семь лет, за хорошего человека намного ее младше, и умерла вскоре после рождения ребенка. Воспитывать обожаемую племянницу выпало на долю Луизы, и эту девочку она понимала.
Как их прототипы в жизни, так и в книге Мэг и Эми издалека нацеливаются на замужество. Две средних сестры, Джо, двойник Луизы, и Бет, срисованная с ее любимой сестры, напротив, не хотят и думать о браке. Тихую, боящуюся людей Бет не отдавали даже в школу из-за ее стеснительности; с тринадцати лет, после скарлатины, здоровье ее ослабло, и сама она постоянно выражала желание навсегда остаться при родителях. Никто ей не возражал сурово: «Нет, ты должна выйти замуж, это участь каждой женщины!» Чувствуешь свою «домашность» (как передать это прекрасное domesticity?) – возрастай в ней. И Джо, сорванца, громогласно сожалеющую, что не родилась мальчиком, никто не переучивает. Для нее приоритет независимость? Прекрасно. Хочет зарабатывать, готова и в гувернантки пойти, и коммерческие рассказы писать? Ее право. Плюется при одной мысли о «шурах-мурах» Мэг, а потом горько плачет, не желая отпускать сестру из семьи, – и такой опыт впрок. Заявляет, что никогда не выйдет замуж? Опять же ее дело, ее жизнь.
Так что и «маленькие женщины», и «хорошие жены» – это не специфические гендерные ограничения. Куда там! Феминистки (нормальные, не радикальные) давно поднимают эти книги на щит как образец уважительного отношения к свободе выбора, отказа от навязывания стереотипов. Джо свободна и не выходить замуж, и выйти в итоге замуж – не потому, что так принято, а потому, что захотела
