сигарет и зажал одну губами.
Успел сделать только одну затяжку, как Бриджит вырвала сигарету у меня изо рта и кинула в сторону мусорки.
– Хватит курить при детях.
– Это кто тут ребёнок? Ты что ли? Я вообще сомневаюсь, что ты человек, а не исчадие ада.
В следующую секунду в меня влетел комок снега.
– Давай, кто проиграет, тот на обратном пути едет в багажнике с покупками? – поддразнила Бриджит, лепя очередной снежок.
– Надеюсь Сатана заберёт тебя в ад раньше, чем ты изведёшь меня.
Я тоже слепил снежок и кинул в Бридж, но та в последний момент увернулась. Зато её снаряд попал мне в лицо.
– Ха! – крикнула она, вскинув руки.
Решив, что не создан для зимних игр, я оставил эту затею. Как и миллион других веселых провокаций Бриджит, которые она придумывала на ходу.
– Ты скучный, – сказала она, и в этот момент на пороге появилась мама, закутанная в теплый пуховик.
Увидев, что я вытираю лицо от снега, она усмехнулась.
– Опять пытался курить при сестре, да, Йохан? Мама села на водительское сиденье джипа. Я открыл переднюю дверь, чтобы сесть рядом, но Бриджит буквально влетела в узкое пространство между мной и машиной, заняв сиденье.
– Я поеду спереди, а ты можешь садиться на место победителя.
Я плюхнулся на заднее сиденье и уставился в телефон. До ближайшего торгового центра было минут двадцать езды. Бриджит быстро стало скучно, и она начала доставать меня:
– Йохан, хватит сидеть в телефоне.
– Мелкая, может хоть на время поездки ты оставишь меня в покое? – ответил я, не поднимая глаз. Она ненавидела это прозвище.
– Ну, Йохан, давай поиграем, кто больше насчитает желтых машин за окном?
Очередная её авантюра, заранее обречённая на провал.
– Я не хочу, – с напускной серьёзностью ответил я и снова уставился в экран.
– Йо-о-о-о-хан.
– Бридж, хватит возиться, сядь нормально и пристегнись, – вмешалась в спор мама.
– У тебя же тут ремень не защёлкивается, – Бриджит подёргала его для убедительности. – И скажи ему, чтобы он прекратил вечно сидеть в своём телефоне.
Ответом было молчание. Находясь спереди, она нагнулась в мою сторону и попыталась выхватить телефон из моих рук.
– Что ты делаешь? Оставь в покое.
Бриджит продолжала смеяться, пытаясь одолеть меня в этой неравной схватке.
– Я что сказала? – крикнула мама, одёрнув Бриджит за капюшон.
– Как малые дети.
Её слова не произвели никакого эффекта.
В окно я заметил джип, что на огромной скорости обгонял нас. Ему навстречу ехала фура, и джип не смог бы завершить манёвр. Водитель фуры, пытаясь избежать столкновения, вырулил на нашу полосу. Ни мама, ни сестра не видели приближающейся опасности.
– Мама! – закричал я, испытывая настоящий, леденящий душу страх.
Фуру занесло, она повалилась на бок. Из-за гололедицы нашу машину повело, и мама вывернула руль влево, но было слишком поздно. За долю секунды, перед тем как закружиться в хаосе, я осознал, что мы на огромной скорости летим прямо в кузов. Я успел посмотреть на Бриджит и увидел её полные ужаса глаза. Дальше – лишь какой-то тупой первобытный страх и металлический звон, раздающийся отовсюду. Звон, что проникал в каждую клеточку моего тела.
Когда я очнулся, глаза застилала кровь. Десятки осколков вонзались мне в тело. Мама сидела на переднем сиденье. Я дотронулся до её плеча, и мои пальцы испачкались в чём-то липком. Её голова повалилась на бок. В зеркале я увидел, как зелёные капли краски стекали по её лицу, смешиваясь с кровью.
– Мама! – прохрипел я, одёрнув руку.
Лобовое окно было выбито, и на капоте я увидел Бриджит. Рядом с ней валялись открытые банки с краской, выпавшие из кузова. Краска медленно затекала в салон. Лицо сестры представляло собой месиво из крови и плоти, а её рука была неестественно вывернута.
– Нет, – прошептал я, – нет.
Краска превращала черно-бордовые цвета в нечто разноцветное. Было ощущение, словно смерть и яркие пятна смешались в одной маленькой машине, как в палитре. Краска скрывала изуродованное лицо Бриджит, скрывала мёртвое тело матери, скрывала колотые раны на моих ногах. Я смотрел на свои руки, свою семью, всё, что было мне дорого, стало разноцветным и совершенно мёртвым. Весь мой мир сжался до размеров одного разбившегося джипа.
Я попытался приподняться и вылезти, как заметил две пары рук. Словно сами ангелы спустились за мной и подобрали с места аварии. Схватив под плечи, руки вытащили меня из автомобиля – перепачканного в крови и краске, со слезами, подкатывающими к глазам, с полной пустотой внутри. Я плакал и почти не сопротивлялся, находясь в состоянии шока, когда крепкий санитар только что подъехавшей скорой помощи вколол мне успокоительное. Через мгновенье к джипу подоспели спасатели. Но я знал, что было уже поздно. Снег пошёл ещё сильнее, словно пытаясь накрыть белой пеленой весь этот ужас. Мужчины в форме по команде вытаскивали податливые яркие тела матери и сестры. Эта сцена надолго засела у меня в памяти. Скользкая дорога, авария, перевернутый автомобиль, тусклые цвета на горизонте, и лишь этот джип был окрашен разноцветными красками, вытекшими из банок, а люди суетились рядом: кто старался помочь, а кто просто фотографировал. Краска продолжала вытекать из грузовика, смешиваясь с лужами и кровью. Да, красной краски было больше.
Чуть позже мне сообщили, что моя мать и сестра погибли.
***
Естественно, Майеру все детали знать необязательно. Он откидывается на спинку дивана и поправляет очки, дослушав мой короткий рассказ. После неприятных воспоминаний мне захотелось пить, и я всё же беру тот стакан, что поставил мне психиатр. К счастью, в этот раз обошлось без приступов.
Я первый решаю нарушить молчание:
– Когда меня выпишут? Мне намного лучше, и галлюцинации почти прекратились.
– Вы до сих пор не вспомнили? – Удивленно смотрит доктор. – Вы здесь несколько по другой причине. По той, что произошла уже после аварии.
Меня охватило неприятное ощущение, к горлу подкатила тошнота, Майер начал превращаться в цветной силуэт.
– По какой?! – спрашиваю я.
Я разозлился. Черт возьми, да я был в ярости. Я почти кричал на синий силуэт напротив.
– Вспоминайте, Йохан, вспоминайте, – спокойно отвечает он. – Ваш мозг блокирует все плохие воспоминания. Вы не помните, что случается во время приступов, а это очень важно. Наша задача – заставить вас вспомнить. Вытащить из вас всё плохое, что случилось после аварии.
– Черт подери, что происходит в этой клинике? Почему вы меня здесь держите? – я уже слабо отдаю отчёт о происходящем и со всей силы ударяю по стакану. Тот отлетает в сторону, разбрызгивая остатки воды.
Майер поднимает руку и зовёт санитаров. Через несколько секунд в кабинет влетают два человека в белых халатах и, взяв меня под руки, выводят из кабинета.
– Объясните мне! Что тут происходит? Какие воспоминания?
Майер лишь смотрит на меня грустным взглядом и отворачивается.
В этот раз обошлось без «Пыточной». Можно считать это первым предупреждением. Мне вкалывают успокоительное, и следующие несколько часов я лежу в кровати. Когда наступает время ужина, голова ужасно раскалывается. Настроение настолько плохое, что сейчас я и сам не прочь оказаться в «Пыточной», забыться раз и навсегда. Что психиатр имел в виду? Что должен был я ему рассказать?
Воспоминания о прошлой жизни мимолетными вспышками появляются в голове, но из них никак не получается собрать полноценную мозаику. Я резко сажусь на жёсткую кровать, кровь закипает, руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Замахнувшись на стену, слышу шаги санитара. Дверь резко распахивается. Крупный розовощёкий мужчина кивает на выход, и я молча выхожу за ним. Все пациенты уже сидят в общей столовой, где нас ежедневно пичкают одной и той же едой.
Сейчас нужно было только вспомнить. Я старался напрячь память, но таблетки и участившиеся галлюцинации проделали в ней настоящую брешь.
Во время ужина вновь произошел инцидент. Один из пациентов – мужчина невысокого роста и крепкого
