к ее лицу, придавая ему нежно розовый цвет.
— Видишь, милочка, — сказала старая Урсела, — Отважный Змей возвращается домой, и уж наверняка не порожняком. Теперь мы сможем обновить нашу одежду, а ты, небось, повесишь новую золотую цепочку на свою стройную шейку.
Юная баронесса весело рассмеялась на слова нянюшки.
— На этот раз я хочу получить нитку жемчуга, такую же, какую носила моя тетушка. Она дала мне надеть ее в тот раз, когда Конрад впервые меня увидел.
Минуты текли за минутами. Баронесса нервно крутила браслет из золотых бусин вокруг запястья.
— Как долго его нет, — вздыхала она.
— Потерпи, милая, еще немножко, — утешала Урсела.
Пока она говорила это, дверь в переходе хлопнула, и по каменному полу загрохотали кованые сапоги. Баронесса вскочила, лицо ее озарилось радостью. Но дверь комнаты открылась, и радость как ветром сдуло, а кровь снова отлила от лица баронессы. Одной рукой она вцепилась в спинку стула, другую прижала к сердцу. На пороге стоял мрачный Ганс, и в его единственном черном глазу отражалась глубокая печаль.
— Где Конрад? — еле слышно прошептала баронесса. — Скажи мне, где твой господин? — и даже губы ее побелели, пока она выговаривала эти слова. Но Одноглазый Ганс молчал. В это время в коридоре послышались мужские голоса, шарканье и возня людей, несущих что-то тяжелое. Шум приближался, а Ганс все стоял, не говоря ни слова. Наконец шестеро мужчин с трудом протиснулись в дверь. Они несли носилки, на которых лежал барон Конрад.
Огонь факела, стоявшего у стены в железной подставке, взметнулся на сквозняке, и в свете факела стало видно застывшее лицо, закрытые глаза и багровое пятно на латах барона. То, что это пятно не было ржавчиной, увы, не вызывало сомнений. Страшную тишину прервал крик Урселы:
— Держите ее, она падает!
Баронесса упала в обморок, а старая служанка яростно напустилась на Одноглазого Ганса:
— Болван, зачем ты приволок сюда барона? Тебе мало смерти твоего господина, ты захотел убить еще и госпожу?
— Я не знал… — только и мог выговорить незадачливый Ганс.
Глава 3. БЕДА, НАСТИГШАЯ БАРОНА В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ
Но барон Конрад не умер. Проходили дни, а он все лежал в забытьи, бессвязно бормоча что-то в свою рыжую бороду. Раны не торопились заживать, жар и бред не отступали от него. Но вот, наконец, он снова пробудился к жизни. Когда он очнулся в своих покоях и, с трудом двигая головой, огляделся, то увидел неподалеку Черного Карла и Одноглазого Ганса. Два человека из его челяди стояли у окна, выходящего во двор. Они переговаривались тихими голосами, пока третий, лежащий тут же на дубовой скамейке, спал, оглашая комнату мирным храпом.
— А где ваша госпожа? — удивился барон. — Почему ее нет здесь в тяжелое для меня время?
Человек, лежавший на скамейке, при звуке его голоса вздрогнул, а двое, стоявших у окна, поспешили к барону. Черный Карл и Одноглазый Ганс переглянулись, но никто из них не ответил на вопрос своего господина. Во взгляде, которым они обменялись, барон заметил нечто настораживающее. Он попробовал привстать, опираясь на локоть, но боль заставила его со стоном снова откинуться на подушку.
— Почему вы молчите? — спросил барон упавшим голосом. Но ответа не последовало и на этот раз.
— Ты проглотил язык, дурак? Почему ты ловишь воздух ртом, как рыба на песке? — Барон в ярости повернулся к Гансу. — Отвечай немедленно, где твоя госпожа?
— Я не знаю, — заикаясь, пробормотал бедный Ганс, который, как вы заметили, не отличался особой находчивостью.
Некоторое время барон лежал, молча переводя взгляд с одного лица на другое, затем снова заговорил.
— Как долго я лежу здесь?
— Неделю, мой господин, — сказал управляющий, мистер Рудольф. Он вошел в комнату и теперь стоял вместе со всеми у постели больного.
— Неделю, — тихо повторил барон и обратился к мистеру Рудольфу. — А как часто баронесса в эти дни была со мной?
Мистер Рудольф замялся.
— Отвечайте! — резко потребовал барон.
Смущенный ответ гласил:
— Не часто.
Барон замолчал и долгое время лежал не шевелясь. Наконец он закрыл лицо руками, а затем внезапным движением, прежде чем кто-либо понял, что у него на уме, приподнялся и сел. Рана, только начавшая затягиваться, снова открылась, и темное красное пятно стало расти и расползаться по полотну, которым она была перевязана. Лицо барона вытянулось и исказилось от боли, вызванной резким движением, а глаза налились кровью. Крупные капли пота выступили на лбу, пока он сидел на кровати, слегка раскачиваясь из стороны в сторону.
— Мои сапоги, — бросил барон отрывисто.
Мистер Рудольф испуганно шагнул вперед.
— Мой господин… — начал он, но тут же оборвал свою речь, как будто под взглядом барона язык у него присох к гортани. Здоровым глазом Ганс тоже поймал взгляд хозяина. Он мигом опустился на колени и, порывшись под кроватью, вытащил пару мягких кожаных сапог. Затем Ганс натянул их на ноги барону, заботливо застегнув у щиколотки.
— Подставь плечо, — сказал барон. Поднимаясь на ноги, он судорожно обхватил Ганса, так что тому, казалось, передались боль и напряжение его господина. Минуту барон стоял, собираясь с силами, а затем двинулся вперед, точно на поводу у своей неотступной мысли. У двери он остановился на минуту, борясь со слабостью, и тут столкнулся со своим кузеном, мистером Николасом, поспешившим на зов управляющего.
— Конрад, — взмолился мистер Николас, — тебе нельзя вставать, вернись!
Но барон вместо ответа посмотрел на него налитыми кровью глазами и со скрежетом стиснул зубы. Больше никто уже не решался его останавливать.
В молчании, медленно переставляя ноги, барон неуклонно двигался вперед. Вот он пересек большой зал, шаг за шагом преодолел винтовую лестницу и снова со своей безмолвной свитой устремился к цели, изредка прислоняясь к стенам, чтобы перевести дух. Наконец барон достиг длинного мрачного перехода, освещенного единственным маленьким окошком в дальнем углу. На пороге комнаты, в которую вел этот коридор, он помедлил немного, затем распахнул дверь.
Внутри, кроме Урселы, не было никого. Старая служанка сидела у огня со свертком на коленях. Она не видела, как вошел барон.
— Где твоя госпожа? — спросил ее барон Конрад. Старуха вздрогнула от неожиданности и подняла глаза на своего хозяина.
— О Господи! — воскликнула она и перекрестилась.
— Где твоя госпожа? — повторил барон хриплым голосом и, не дождавшись ответа, спросил: — Она умерла?
Минуту нянюшка смотрела на него, моргая выцветшими глазами, и вдруг из ее груди вырвался душераздирающий вопль. Вряд ли какие-либо слова могли ответить
