купишь пуховик? Или пальто? В шубах сейчас уже не ходят! – принялась я дразниться. – Шуба добавляет тебе возраста.
– Я тебе сто раз говорила, что лучше выглядеть старой, чем комичной. Ну не идут мне эти пуховики. Я в них на самовар похожа! – засмеялась Ирина. – Ну все, пока.
– Пока. – Я чмокнула ее в холодную твердую щеку, пахнущую какой-то штукатуркой, в которую при замешивании случайно высыпали пакетик ванили. Так, наверное, пах тональный крем, которым сестра плотным слоем покрывала кожу лица. Вполне приличную и ровную, кстати… Но вот не могла Ирина без этой «маски» обходиться каждый раз, выходя из дома… Зато у меня сейчас возникло ощущение, словно я к стене приложилась губами.
– Погоди! Ты где Новый год собралась справлять? – спохватилась Ирина.
– Не знаю. С Ильей, наверное. Я приготовлю салат, он принесет вино… Или мы пойдем куда-то, как в прошлом году. А ты что будешь в Новый год делать?
– Меня к себе домой позвала Сонечка. Помнишь, моя однокурсница? Года три не встречались или даже пять. А тут звонит, говорит, что ждет. Я согласилась. А так бы, конечно, к Виктору Петровичу поехала бы, ему восемьдесят семь в этом году… До сих пор преподает, представляешь? Ну все, пока-пока!
Тяжело цокая каблуками, словно к ним были прибиты подковы, Ирина скрылась за дверью.
…Я на свою кузину совершенно не обижалась. Во-первых, меня все эти разговоры «часики тикают» и «женщина должна стремиться замуж» вообще не трогали. Не задевали и не обижали. Хотя бы потому, что я совсем не чувствовала себя одинокой, рядом со мной всегда находился Илья. Не постоянно, не каждую минуту со мной на связи, но сама мысль о том, что он есть, что он любит меня, очень грела. Ну и во-вторых, Ирина в последний год регулярно заводила философские разговоры на темы личной жизни, я уже к ее монологам привыкла.
О том, что институт семьи разваливается и что одиноких женщин все больше год от года. Что найти подходящего кандидата в мужья одинокой женщине за пятьдесят почти невозможно. А приличные мужчины, между прочим, давно заняты, а с остальными лучше и не связываться!
Еще она много рассказывала о своем одиночестве, о том, что это знакомое чувство для многих людей. Заявила, что с шестидесятых годов прошлого века количество одиноких взрослых выросло в два раза.
Ирина утверждала, что одиночество мучительно: «Это похоже на голод или жажду. Словно чего-то не хватает, главного, без чего не выжить!» Говорила еще, что от одиночества возникают всякие неприятности – сердечно-сосудистые заболевания, деменция, инсульты-инфаркты, депрессия и тревога. Заявляла, что жить в одиночестве опасно, это все равно как выкуривать по пачке сигарет в день.
Я как-то спросила сестру, почему такое творится, откуда вдруг столько одиноких взялось, а Ирина ответила, что причины – рост разводов и то, что женщины стали экономически независимы. Но я не понимала: как можно страдать от того, что можешь себя сама обеспечивать? И зачем тогда разводиться, если все равно придется страдать?
Так что в этом вопросе (насколько одиночество вредно для здоровья) я с Ириной была категорически не согласна. Кто страдает – тот и болеет, вполне можно быть одиноким и не страдать, а наслаждаться своей свободной жизнью.
Но сегодня Ирина отчего-то решила всерьез взяться за меня, заочно наехала зачем-то на Илью…
Ну и ладно, жалко, что ли.
Мы с сестрой раньше не особо общались, кстати, только последние лет пять, наверное, стали тесно дружить, или как это назвать, наши с ней отношения…
Ирина иногда приглашала меня к себе в гости. Сестра – невероятная чистюля и аккуратистка, ее двухкомнатная квартира дышала стерильностью. Ирина гладила все, что можно было гладить: постельное белье, одежду, занавески, нижнее белье, носки и шарфики… Еще она постоянно мыла окна, буквально каждую неделю. Я Ирине открытым текстом говорила – не ОКР ли у нее какое? Мыть окна, например, сейчас, зимой, в мороз и ветер – зачем?! Можно же простыть, к тому же сами стекла могут лопнуть от перепада температур, если их мыть горячей водой на морозе…
Но сестра от моих замечаний отмахивалась, она говорила, что глажка и уборка ее успокаивают.
Если проанализировать жизнь Ирины, то у сестры реально не было ни одной минуты свободной. Она либо работала, либо наводила чистоту в доме, либо занималась каким-нибудь из своих любимых хобби (а их у нее имелось в избытке: вязание, вышивание, шитье, рисование, разведение редких растений, танцы, театральная студия, студия каллиграфического письма, йога…). А еще Ирина много читала, ходила постоянно на выставки и спектакли…
Правда, все это она делала без меня, ведь до последнего времени я не могла ее сопровождать.
А все потому, что я последние десять лет ухаживала за своими родителями, сначала за мамой, потом за папой. Они, как я уже говорила, родили меня очень поздно, и с какого-то момента их стали преследовать болезни и другие проблемы, связанные с преклонным возрастом. Так получилось, что старость моих родителей совпала с моей юностью.
Мои папа с мамой очень любили друг друга, и женились они достаточно рано. Но решили отложить рождение детей на потом. Сначала им надо было отучиться, затем укрепиться на работе (по тем самым заветам бабушки, родившей мою маму и маму Ирины, правда, родители Ирины, мои дядя и тетя, не стали ничего выжидать), затем наступили непростые времена, которые надо было пережить, и лишь потом можно было задуматься о детях. Да, времена тогда наступили реально тяжелые, их даже назвали «демографической ямой».
Короче, если бы родители решились родить меня тогда, когда вступили в брак, то сейчас я была бы ровесницей своей двоюродной сестры Ирины. И мне бы тоже исполнилось пятьдесят на сегодняшний день. Или даже все пятьдесят пять, тогда бы я имела официальное право называться предпенсионеркой.
Но папа с мамой, следуя заветам предков и собственным опасениям, решили ждать лучших времен. И вот когда им показалось, что вроде бы ситуация вокруг стала чуть полегче, то они и решились родить меня. Хотя кто тем заветам тогда следовал? Выходили замуж и женились рано, с чего вдруг мои папа с мамой решили воплощать те заповеди в жизнь буквально? С другой стороны, ну откуда-то она взялась тогда, та демографическая яма…
Короче, все было сложно, и получилось так, как получилось, теперь не исправить. Я – поздний ребенок.
Когда я оканчивала школу, мама уже начинала болеть, а папа бегал еще бодрячком и даже продолжал работать. Потом мамы не стало, и
