Светлане Котовой и тихо спивающемуся отцу Виолетты Юмаевой, недрогнувшей рукой косил чужие жизни, отличавшиеся одна от другой только толщиной запястий.
Но не только этот вопрос был забит в сердце Грановского небрежно отточенным колом, больно давившим в груди. Сколько еще должно погибнуть, прежде чем они вытянут нужный хвост запутанного донельзя дела?
4
– Четвертый раз трубку не берет. Длинные гудки. – Грановский с неудовольствием вслушивался в безнадежные звуки смартфона, не желавшего разразиться голосом некоего Вадима Ермолаева, которого покойная Инна Шишкевич, как обнаружил ее супруг, развлекала пикантными селфи, сделанными перед зеркалом в ванной комнате.
– Я тут посмотрел «ВКонтакте». Если это он, то в последний раз выходил в сеть за сорок пять минут до убийства. Ну, примерно. Вы же понимаете… А это явно он. В списке ее друзей. Судя по собственной странице Инны Шишкевич, она была жива в 18:15.
– Н-да. Поди, шла через лесопарк, уткнувшись в телефон, – в голосе Грановского зазвучало негодование.
– Похоже на то. Ну, тут и скрутили ее. Камеры наблюдения уже проверяют, но этот изверг, видать, не такой идиот. Выбирает места, где безлюднее и от зданий подальше.
– Был бы идиот, мы бы его уже поймали. Тем более, в городе орудует. Но хитрая он сволочь. – Казалось, Грановский вот-вот сплюнет на резиновый коврик. – Два топорика бросил на месте. Но, как видишь, что есть оружие, что нет, пока разницы никакой.
– Куда эта Инна направлялась, неясно. По сути, в противоположную сторону от дома.
– Может, на свидание. Пускай ребята телефон ее как следует проверят, – велел Грановский.
– На работе сказали, Ермолаев сегодня выходной. Разведен. Живет с матерью. Охранником устроился после того, как выгнали из «ЖелДорЭкспедиции». До того работал в управляющей компании. Оттуда тоже выгнали.
– Значит, поговорим для начала с матерью.
На звонок открыла пожилая женщина, худощавая и морщинистая, вглядываясь в удостоверения сквозь очки в тонкой оправе. Ее глаза источали высокомерный холод.
– И что же вам нужно, господа? – спросила она, вскинув голову.
– Сын ваш нужен. Побеседовать с ним.
– Да, и о чем?
– В связи с расследованием. Где мы можем его найти, если он не дома?
– И какое же у вас расследование? – старуха, очевидно, не намеревалась впускать их.
– Сударыня, мы не шутки шутим, – Грановский начал злиться. – Скажите, где ваш сын, будьте добры.
– Ничего я вам не скажу. Надо что от него, вызывайте официально. А так, прошу извинить, занята, – она попыталась захлопнуть дверь.
Грановский остановил ее ладонью.
– Вы что себе позволяете? Я на вас напишу жалобу сегодня же! – закричала женщина скрипучим голосом.
– В отделении будете писать. За то, что следствию мешаете. А сына вашего объявим в розыск. Вы только хуже ему сделаете.
– Да вы меня не пугайте, мужчина. Я свои права хорошо знаю, – с ядовитой ласковостью ответила Ермолаева. – Постановление есть у вас? Без него вы входить не имеете права. Думали, я не в курсе?
– Дама, мы вообще-то убийцу ищем, – сурово сказал Зверев.
– Вот и ищите, молодые люди. Ищите, как следует. Как найдете, скажете.
Не добившись ровным счетом ничего, Грановский и Зверев вышли на улицу, скрипя зубами. В свете ночных огней лицо майора приобрело чернильный оттенок.
– Давай за постановлением, без него нарвемся на неприятности. И пускай пробьют, нет ли у них дачи или второй квартиры. А сюда приставим машину. На тот случай, если Ермолаев в квартире прячется. Сейчас же вызывай. – Он оглянулся. Грановский был готов поставить те же пять тысяч, что старуха Ермолаева следит за ними из окна.
5
Грановский выбрался из машины и, обратив взгляд на сероватые стены следственного отдела, отталкивающе-родные, пропитанные пылью кабинетов, давно впитавшейся в мозг, встретил знакомое лицо. Он брезгливо выпятил подбородок.
– День добрый, гражданин, – не удержался майор от знака вежливости. Даже к такому, как этот.
– Здравия желаю, – промямлил Коробченко.
Недавний виновник почти четырех десятков убийств, как он утверждал, теперь выглядел жалким и сморщенным, как сдувшийся желтый шарик. Видимо, ломка набирала обороты.
– На свободу с чистой совестью? – сухо съязвил Грановский. – За новой дозой?
– Никак нет. За подарками. У жены день рождения.
– Что дарить будете? – неожиданно для самого себя спросил Грановский, вспомнив, что двадцать первого числа появилась на свет его супруга. Почти уже бывшая, спустя шестнадцать лет брака. Он внутреннее скорчился.
– Планшет хочу купить. В рассрочку.
– Ясно. Ну, сидели недолго, успеете.
– Почти сутки продержали. Вика вся извертелась, поди.
– Ну, а кто виноват? Приняли таблеточку, и стало весело, да?
– Тип того, – вздохнул Коробченко.
Грановский уже хотел ретироваться, но вдруг замер, осененный внезапной догадкой, и полез в карман за смартфоном.
– Взгляните-ка, раз уж столкнулись. Может, хоть какая-то польза от вас будет. – Он начал листать фотографии в альбоме. – Никого не узнаете?
– Не. Вроде нет, – помотал головой Коробченко.
Грановский чертыхнулся.
– Что значит – «вроде»? Давайте заново.
Под взглядом майора, Коробченко долго вглядывался в лица, прежде чем наконец ответил, усиленно шевеля затуманенными дурью мозгами.
– Ну, вообще… Может, вот этот. Хотя темно было.
– Этот? – встрепенулся Грановский. – Ну хоть какая-то уверенность есть?
– Как сказать. Не буду врать, лица почти не видел, тем более… – он хихикнул с глупым видом и облизал губы. – Малость того был…
– Но? – нетерпеливо спросил Грановский.
– Но вот кепка вроде та же. И куртка. И вообще весь вид. Высокий такой, крупный. Так-то, конечно, похож… Но не сказать, что прямо в десятку.
Грановский развернул смартфон к себе и уставился на фотографию, взятую Зверевым, как тот выразился, с аватарки в «ВэКа». На которой был запечатлен Вадим Ермолаев.
6
Сидя на скрипучем стуле, морщась от рвавшегося в окно сквозняка и потирая грудь, Грановский вслушивался в отвратительное всхлипывание, издаваемое мужчиной с огромным, от виска до подбородка, фиолетовым родимым пятном. Стас Гусев закрывал лицо грязным платком, подрагивая то ли от холода, то ли от окончательно расшатанных нервов.
– Всюду резюме кидаю. Ничего. Кусок хлеба негде взять. За квартиру пятый месяц не плачу. Приходится у родителей одалживать, – жаловался он. – Старики последнее отдают.
– Что же, и вахтером не устроиться? Или сторожем. Вон, за углом объявление висит, требуется продавец, – сочувственно бросил Зверев.
Гусев резко поднял голову. На его лице заиграл отблеск оскорбленного достоинства.
– Я что, должен унижаться до работы сторожем? Или продавцом, по двенадцать часов стоять за прилавком? У меня два высших, между прочим. Закончил медицинский с отличием. И теперь вкалывать за какой-то сороковник. Ну нет, увольте. Меньше чем за шестьдесят пять-семьдесят и речи быть не может.
Он вспомнил про свой платок и вновь начал всхлипывать, опустив голову.
Грановский и Зверев переглянулись.
– Гражданин Гусев, два вопроса. Первый: на этих фотографиях никого не узнаете?
Мужчина пролистал снимки и равнодушно пожал плечами.
– Нет. Абсолютно.
– Ясно. Тогда второй вопрос. Где вы были вчера, примерно с восемнадцати часов до двадцати одного?
Гусев ответил после паузы. В его глазах мелькал знакомый майору огонек. Этот взгляд говорил со всей отчетливостью: «Так и быть, скажу, а потом идите вы… сами знаете куда».
– У родителей, на Гагарина. Мама
