покое? — спросил Годфруа.
— Она просто испуганная маленькая девочка в доме с покойником. Либо она полна этого, и вы будете вдыхать это от нее, либо она защищена Божьей рукой. Что было бы еще хуже для нас. Прибереги свою «мужественность» для шлюх.
— Все шлюхи мертвы, — сказал Жако.
— Конечно, не все, — сказал Томас, делая последнюю попытку. — И, если у какой-нибудь шлюхи во Франции все еще есть теплая chatte4, Годфруа ее унюхает.
— Ты заставляешь меня смеяться, Томас, — сказал Годфруа, не смеясь. — Но мне нужно кого-нибудь трахнуть. Иди и приведи девчонку.
— Нет.
Томас встал. Годфруа немного отшатнулся, несмотря на свое номинальное лидерство; у Томаса были седые пряди в бороде и морщины на лице; он был самым старшим из четверых, но мускулы на руках и по обе стороны шеи делали его похожим на быка. Его бедра были твердыми, как стропила, а колени легко сгибались. Все они сражались в войне против англичан, но только его одного тренировали как рыцаря.
Годфруа посмотрел на свой меч, и Томас это заметил.
Томас вдохнул, как кузнечные мехи, и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он проделал это дважды. Все они видели, как он делал это раньше, но никогда лицом к ним.
По носу Годфруа скатилась капля пота.
— Я приведу ее, — сказал Жако, гордый собой за то, что нашел компромисс. Он вышел из сарая под дождь, натягивая свой грубый красный капюшон. Он прикрыл нос и рот длинным краем капюшона, чтобы защититься от запаха, который лился из дома, и толкнул дверь ногой. Солнце уже почти село, но в доме все еще было тепло. Запах был убийственным. Тусклый свет, пробивавшийся в щели между полированными ставнями, падал на широко открытый рот очень раздутого мертвеца, лежавшего на грязных простынях на куче соломы, которую уже нельзя было назвать кроватью; в конце он сильно брыкался. Его лицо почернело. На рубашке образовались складки; черви в изобилии ползали по нему, а также по двум козам и свинье, которые забрели умирать в однокомнатное жилище.
Девочки здесь не было, а даже если бы она и была, Жако не настолько сильно хотел ее найти, чтобы оставаться в этой душной, безбожной комнате.
Он предпочел бы вернуться в сарай, но его неудача привела бы Годфруа в ярость. Поэтому он обошел дом сзади, радуясь прохладному воздуху, и свистнул, подзывая ее. Он стоял очень тихо и внимательно осматривался. Вскоре его терпение было вознаграждено: он заметил на дереве ее белую ногу. Еще десять минут, и темнота спрятала бы ее.
Она была на своем дереве, шепча ангелу и прося его вернуться; но она не была уверена, что кто-то другой может их видеть, что они могут что-то сделать или что-нибудь поднять. Или, даже, что они настоящие. Она начала видеть их только после того, как пришла Великая Смерть.
Она думала, что те, кого она видела, были младшими ангелами; что знаменитые, такие как Гавриил, готовились к Судному дню, который должен был скоро наступить. Гавриил протрубит в свой рог, и все Мертвые во Христе встанут из своих могил; она знала, что это должно было быть хорошо, но мысль о том, что мертвые тела снова начнут двигаться, была худшим, что она могла себе представить; это пугало ее так сильно, что иногда она не могла заснуть.
Если ангелы существуют на самом деле, почему они бросили ее сейчас?
И почему они никому не помогали, когда те заболевали?
Почему они позволили ее отцу умереть такой ужасной смертью?
И теперь мужчина с опущенным глазом ее увидел.
Почему ее ангел не ослепил этого человека, как они поступили с грешниками Содома и Гоморры?
— Спускайся, птичка, — сказал Жако. — Мы не причиним тебе вреда.
— Нет, причините, — сказала она, подбирая ногу под платье так хорошо, как только могла.
— Ну, причиним. Но немного и ненадолго. Может быть, только на ночь и утро. А потом мы отправимся в путь. Или, еще лучше! Мы могли бы взять тебя с собой. Ты бы этого хотела? Четыре сильных мужа и возможность уехать из города?
— Нет, спасибо.
Он подтянулся на крепкую низкую ветку и оказался достаточно высоко, чтобы дотянуться до ее ног, но она забралась выше. Она была намного легче его. Он проиграет эту игру.
— Не создавай проблем, — сказал он.
— Не насилуйте меня, — сказала она.
— Это не будет изнасилованием, если ты согласишься.
— Да, не будет. Потому что я соглашусь только для того, чтобы избежать боли.
— Итак, вот и все. Ты согласишься, чтобы избежать боли. Очень хорошо. Спускайся, или я сделаю тебе больно.
Он снова спустился на землю.
— Ты же не серьезно, — сказала она.
— Серьезно.
— Ты неплохой человек. Я не верю, что ты плохой.
— Боюсь, что это так.
— Но тебе и не обязательно быть таким!
— Прости. Я уже такой. А теперь я вижу кучу красивых камешков у ручья. Что скажешь, если я схожу за ними и буду бросать в тебя, пока ты не спустишься?
Листва не позволяла метать камни, и, в любом случае, он не был уверен, что сможет заставить себя бросить в нее камень, но он сказал это так, как будто действительно собирался. Он чувствовал, что должен побыстрее отвести ее в сарай.
— Пожалуйста, не надо.
— Тогда спускайся.
— Это тот, другой. Он плохой. Скажи ему, что не смог меня найти.
— У него вспыльчивый характер.
— У моего отца тоже.
— Твой отец мертв.
— Нет, это не так.
— Хватит игр. Спускайся, или я закидаю тебя камнями.
Теперь она заплакала. Он думал, что она раскроет его блеф, но вскоре она нащупала нижнюю ветку своей длинной, неуклюжей ногой. Он помог ей спуститься и почувствовал, как она дрожит. Ему стало не по себе от того, что он делает, но он ожесточил свое сердце. Он решил поговорить с ней об этом, пока сажал ее к себе на плечо и шел обратно к сараю.
— Я знаю, это кажется ужасным, но на самом деле это не так. Если Бог хотел порядка и добра в мире, Ему не следовало делать нашу жизнь такой тяжелой. Мы все мертвецы, мужчины и женщины. Он хочет хаоса и смерти? Он их получает, и кто мы такие, чтобы противостоять его воле?5 Мы можем сделать только одно — попытаться немного повеселиться, прежде чем за нами приедет мрачный жрец, а? И он за нами придет. Если ты расслабишься, то, возможно, не так уж плохо проведешь время.
— Ты говоришь все это только для того, чтобы почувствовать себя лучше, — сказала она, тяжело дыша от
