мать. Ах, Софья Эдуардовна, умеете вы, и рассмешить, и напугать!
Как бы в такт её мыслям, дирижёр обернулся в сторону зала и в удивлении опустил палочку: посреди прохода валялись стремянка и вёдра, рядом ползало нечто бесформенное и заляпанное краской, а точная копия ползающего человека разумного заворачивала вслух:
— …стремянка, твою мать!
Здесь сквернослов сообразил, что музыка уже не играет. Он развернулся к оркестрантам, безмолвными истуканами замершими на сцене, и добавил необычайно-сдержанное:
— Антракт, господа! — Реакции от господ не последовало, после чего было выдано грубоватое уточнение. — Потому что ремонт.
— По-опрошу освободить помещение! — стоя на четвереньках, выкрикнул второй комедиант и шарахнул кулаком по ведру.
Виктор скривился от вульгарного звука, уголки его губ презрительно дёрнулись вниз. Он провёл рукой по густым волосам и строго постучал дирижёрской палочкой по ближайшему пюпитру, обрывая смех и перешёптывания.
— Репетиция оркестра окончена. Встречаемся ровно через месяц, двадцать пятого июля. — Он обернулся к рабочим и добавил менее уверенно: — Надеюсь, они успеют к тому времени закончить ремонт.
Все разом поднялись и склонились над инструментами: шуршали ноты, стучали футляры, глухо щелкали застёжки. Музыканты заговорили между собой, смех становился всё громче, прозвучали первые «До свидания!» и «Приятного вам с женой отдыха!». Коллеги торопливо прощались.
Алиса подошла к Виктору, зажав в объятиях тёплый футляр.
— Вот и отпуск, — дипломатично констатировала она, переступая с ноги на ногу.
Её прямые волосы, собранные в толстую и короткую косу, были аккуратно зачёсаны назад. Полотняный, светло-голубой костюм идеально подходил для данного собрания: жакет свободного кроя и узкая юбка чуть выше колен являли образец приличия и скромности.
Родственник уставился на мисс прилежность в район замаскированной груди, недовольно сдвинул брови и с места в карьер закатил скандал:
— Как ты играла?! Гляди в партитуру, если нот не знаешь. С таким отношением к работе, к музыке в целом…
После «отношений» Алиса встревожилась. Подобные слова и пафос Виктор приберегал для плохих новостей. Для очень плохих новостей. Либо, как уже проверено, хотел чего-то от нее добиться. Его стычка с Дашей случилась совсем некстати. Послезавтра вечером они улетают на море, и портить двухнедельный отпуск в Италии — непозволительная роскошь. Капризный и слегка эгоистичный, он может дуться и два дня, и неделю, превращая совместное проживание в пытку.
Алиса отшатнулась, понимая, что надо любым способом избежать демонстрации чувств, тем более в присутствии коллег. Откровенно любопытствуя, последние перекладывали ноты, возились с папками, собираясь присутствовать при почти семейных разборках.
Не дослушав нотаций, она попятилась к лестнице, потом развернулась и побежала. Ступеньки предсмертно стонали и скрипели, буквально напрашиваясь на капитальный ремонт. Жаждущий высказаться Виктор шагнул следом.
— Жду на улице! — объявила Алиса, влетая лбом в бархатную занавесь.
Глава вторая,
в которой тромбонист не едет на Ривьеру
Алиса сидела в тени автобусной остановки, таращилась себе под ноги и вздыхала. Последняя неделя выдалась тяжёлой: отношения с родными и близкими людьми не складывались. Тетушка удвоила нажим и усилила нравоучения; Дашуня, как будто специально, провоцировала; Виктор каждый день искал и находил повод для скандала, а сама она превратилась в своеобразный буфер, который гасил внешние удары.
Она провела пальцем по руке. Синий свет, льющийся сквозь прозрачную пластиковую крышу, превращал ее в синеволосое неземное существо с мертвенно-голубым цветом кожи. Рядышком скособочился скрипичный футляр. Казалось, он тоже выглядит обеспокоенным и неуверенным, как и его искусственно посиневшая хозяйка. Жара и духота заполнили каждую точку, каждый уголок, не гнушаясь тенью домов и деревьев. С клумбы позади скамейки доносился пьянящий аромат вполне земной примулы, а на небе собирались грозовые тучи. Спустя пять минут налетел ветер, пригнул головки цветов к траве, и вокруг разом потемнело.
— Будет шквал, гроза, буря, — пророчествовала Алиса вслух, думая совершенно не о погоде.
Прошуршали шины. У обочины мягко притормозил чёрный «Шевроле». Дверца с тихим щелчком распахнулась, любезно приглашая в светлый салон. Алиса подхватилась со скамьи, всем видом выражая послушание и радость. Энергично простучала каблучками к машине.
— Куда едем? — спросила она, усаживаясь на переднем сидении. — Хорошо здесь, прохладно.
Виктор медленно повернул голову. Выражение его лица она охарактеризовала как скорбное: губы сжаты, лоб прорезали вертикальные морщины, взгляд недовольный и с прищуром. «Шевроле» выворачивал на главную дорогу, когда в небо полыхнула молния, следом зловеще пророкотало, и на город с его загрустившими от жары цветами и деревьями обрушился ливень, который Алиса мысленно окрестила тропическим. Следующий раскат грома заставил её закрыть глаза и вжаться в кресло. Она с детства опасалась гроз, предпочитая переживать их в безопасности: опустив жалюзи, выключив электроприборы, забравшись с головой под плед на диване.
Уехали они недалеко. Когда автомобиль притормозил возле аптеки, Алиса обеспокоилась. Ничего не объясняя, скорбный жених выскочил из машины и скрылся за зеркальными дверями. Отсутствовал он довольно долго: она успела еще пару раз зажмуриться, включить музыку, рассмотреть зонтики у прохожих, да и ливень успел закончиться. В омытом дождём небе весело засверкало яркое солнце. Вернувшийся Виктор кинул на заднее сидение пластиковый пакет с лекарствами и с чувством захлопнул дверь.
— Кому? — спросила Алиса, кивая на россыпь упаковок, картонными углами распирающими целлофан.
Виктор нервно схватился за руль, побарабанил пальцами по баранке и, глядя в лобовое стекло, глухо сообщил:
— У нас неприятность. — Горько мотнул головой. — Мама заболела.
— Чья? — искренне удивилась Алиса. По её мнению, обе мамы чувствовали себя превосходно.
— Моя! — оскорбился Виктор.
— Как? Когда заболела?
— Серьёзно, мы полагаем. — Страдалец соизволил взглянуть на опешившую Алису.
— Подожди, но на репетиции…
— Вчера и сегодня утром скорую вызывали.
Перед глазами Алисы объявилась белая шляпа, победным стягом реял красный бант, а на заднем плане металась приплясывающая Громова с коронным: «Ребята, вы на море едете?»
— Мы на море едем? — эхом повторила она и вызвала шквал эмоций.
— Я не могу бросить её в таком состоянии! — выкрикнул Виктор. — У моей матери давление сто восемьдесят на сто десять. Она была между жизнью и смертью. Врач сказал, — приступ может повториться. Ты это понимаешь?!
Алиса ничего не понимала. Какой-то час назад она видела, как пребывающая на смертном одре Софья Эдуардовна энергично околачивала сумочкой чей-то пятнистый зад, в бодром здравии отвоёвывая любимую шляпу.
— Как же билеты на самолет? — растерянно спросила она.
Праведный гнев охватил жениха. «Говорила мама! Холодная, бесчувственная!»
— Какая же ты! Придумай сама, что с ними делать. Выкинь, продай, реши проблему!
Он перегнулся через застывшую Алису и распахнул дверцу автомобиля.
— Извини, мне надо ехать. Дождь кончился. Дом твой отсюда в двух шагах.
На негнущихся ногах она вылезла из