— Позвони друзьям.
— Кому? — спросил Вольф, снимая трубку.
Ему подсказали кому, и те были не прочь. Чтобы создатьдружескую атмосферу, Лиль и Хмельмая во время переговоров улыбались.
Вольф отставил телефон в сторону. Он думал, что доставляетЛиль удовольствие. Так как из стыдливости она не говорила всего вслух, он ее неочень-то понимал.
— Чем будем заниматься? — сказал он. — Все как обычно?Пластинки, бутылки, танцы, разодранные занавески, засорившиеся раковины? Нуладно, если это доставит тебе удовольствие, Лиль.
Лиль хотелось разрыдаться. Зарыться лицом в большую кучуголубого пуха. Она с трудом преодолела ощущение горечи и велела Ляпису открытьшкаф с напитками, чтобы все-таки повеселиться. Хмельмая поняла почти все, онавстала и, проходя мимо Лиль, пожала ей руку.
Горничная вместо десерта наполняла кофейной ложечкой левоеухо сенатора Дюпона не очень свирепой, уже чуть прирученной горчицей, и сенаторкачал головой из опасения, что противоположное движение — хвостом — будетпринято за знак высокой оценки происходящего.
Среди десятка извлеченных Ляписом бутылок Лиль выбраласветло-зеленую и налила из нее под завязку, не оставив места для воды.
— Тебе, Хмель? — предложила она.
— Конечно, — дружелюбно ответила Хмельмая.
Сапфир исчез по направлению к ванной, чтобы под ее сеньюпривести в порядок некоторые детали своего туалета. Вольф смотрел из окна назапад.
Одно за другим с легким ропотом, трепетом раскаленногожелеза в воде гасли красные полотнища облаков. На какой-то миг все замерло.
Спустя четверть часа на вечеринку прибыли друзья. Сапфирвышел из ванны с покрасневшим от спешки носом и поставил первую пластинку. Такпродолжалось до половины четвертого, до четырех. Внизу, посреди Квадрата,по-прежнему ворчала машина, и мотор перфорировал ночь своим крохотным мерцающимсветлячком.
Глава IV
Две пары все еще танцевали, одну из них составляли Лиль иЛяпис. Лиль была довольна: ее приглашали весь вечер, и при поддержке несколькихбокалов все устроилось очень даже хорошо. Вольф глянул на них и, выскользнувнаружу, направился к себе в кабинет. Там, в углу, на четырех ножках стояловысокое зеркало из полированного серебра. Вольф подошел к нему и вытянулся вовесь рост лицом к металлу, чтобы поговорить с собой как мужчина с мужчиной.Двойник из серебра замер перед ним в ожидании. Вольф прижал руки к холоднойметаллической поверхности, чтобы удостовериться в присутствии отражения.
— Что у тебя? — сказал он.
Отражение пожало плечами.
— Чего ты хочешь?.. — добавил Вольф. — Ты неплохо выглядишь— отсюда.
Его рука потянулась к стене и поколдовала над выключателем.Комната одним махом провалилась в темноту. Только отражение Вольфа осталосьосвещенным. Оно черпало свой свет из иного источника.
— Что ты делаешь, чтобы выйти из положения? — продолжалВольф. — И, впрочем, из какого положения?
Отражение вздохнуло. Вздох утомления. Вольф расхохотался.
— Вот так, пожалей себя. Короче говоря, ничего не выходит.Скоро увидишь, приятель. Когда я войду в эту машину.
Изображение казалось весьма раздосадованным.
— Здесь, — сказал Вольф, — что я здесь вижу? Неизвестность,глаза, люди… бесплотный прах… да еще это проклятое небо, как перепонка.
— Сиди смирно, — отчетливо произнесло отражение. — А то,чего доброго, переломаешь нам ноги.
— Это обескураживает, а? — поднял его на смех Вольф. — Тыбоишься, как бы я не отчаялся, когда все забуду? Лучше обмануться в своихнадеждах, чем надеяться неизвестно на что. Во всяком случае, знать-то надо. Темболее что подворачивается такой случай… Но отвечай же наконец, черт возьми!..
Его визави оставался нем, неодобрителен.
— И машина мне ничего не стоила, — сказал Вольф. — Отдаешьсебе отчет? Это мой шанс. Шанс всей моей жизни, вот. И чтобы я его упустил? Низа что. Решение, которое ведет к гибели, стоит больше, чем любаянеопределенность. Ты не согласен?
— Не согласен, — откликнулось отражение.
— Понятно, — грубо оборвал его Вольф. — Говорил здесь я. Ты— не в счет. Ты мне больше ни к чему. Выбираю я. Ясность. А! Болтаю тут… Тожемне, оратор…
Он с трудом выпрямился. Перед ним маячило его изображение,будто выгравированное на листке серебра. Он снова включил свет, и оно медленностерлось. Его рука, лежавшая на выключателе, была тверда и бела, как металлзеркала.
Глава V
Вольф слегка привел себя в порядок, перед тем как вернутьсяв зал, где пили и танцевали. Вымыл руки, отпустил, но недалеко, усы, убедился,что они ему не идут, сбрил, не отходя от кассы, и завязал галстук на другой,более пространный манер, ибо мода успела за это время уйти вперед. Затем,рискуя шокировать коридор, он проник в него с другой стороны. Походя повернулрубильник, служивший для смены атмосферы во время долгих зимних вечеров; врезультате электрическое освещение сменилось на ультрамягкое, для пущейнадежности приглушенное рентгеновское излучение, которое проецировало налюминисцентные стены увеличенные изображения сердец танцующих. По их ритмуможно было судить, любят ли они своих партнеров.
Ляпис танцевал с Лиль. С этой стороны все шло как надо, и ихсердца, оба весьма красивой формы и, однако, не похожие друг на друга,подрагивали рассеянно, спокойно. Хмельмая стояла у стойки бара с остановившимсясердцем. Две другие пары были образованы путем обмена законными женскимисоставляющими, и аллюр их сердец бесспорно доказывал, что эта системапростиралась и за пределы танца.
Вольф пригласил Хмельмаю. Нежная, равнодушная, она послушноследовала за ним. Они прошлись мимо окна. Было поздно или же рано, и ночь,образуя схожие с клубами тяжелого дыма круговороты, стекала по крыше дома вдольпылающего света, который тут же заставлял ее испаряться. Вольф понемногуостановился. Они добрались до двери.
— Пойдем, — сказал он Хмельмае. — Прогуляемся снаружи.
— С удовольствием, — ответила Хмельмая.
Проходя мимо, она прихватила с тарелки пригоршню вишен, иВольф посторонился, чтобы дать ей выйти. Их тела погрузились в ночь. Небо былоомыто тенью, зыбкое, непостоянное, как брюшина черного кота в разгарепищеварения. Вольф держал Хмельмаю за руку, они шли по дорожке, усыпанной гравием,и тот скрипел у них под ногами, издавая пронзительные нотки, словно кремневыеколокольчики. Споткнувшись о край газона, Вольф вцепился в Хмельмаю. Таподалась, они, потеряв равновесие, уселись на траву и, обнаружив, какая онатеплая, растянулись бок о бок, не касаясь друг друга. Ночь, содрогнувшись,обнажила внезапно несколько звезд. Хмельмая грызла вишни, было слышно, каксвежий, душистый сок брызжет ей в рот. Вольф совсем распластался по земле, егоруки теребили и комкали пахучие былинки. Он так и заснул бы.
