Свет фар оперативного «уазика» выхватил из темноты указатель с названием населенного пункта.
– Ни хрена не видно, – оправдался Званцев и нажал на педаль тормоза.
На влажном от ночного тумана асфальте машину занесло. Но Сонин будто не заметил этого. Лицо его не выражало ни малейшего беспокойства.
– Тут уже недалеко, – сказал Званцев, чтобы как-то разбавить томительное молчание, и посмотрел на капитана.
Но Сонин и на этот раз не ответил.
«Молчун недоделанный!» – мысленно обозвал его Званцев и включил рацию на прием. Но эфир был чист. И старшина, любитель поболтать, чувствовал себя с молчуном-капитаном стесненно.
Проехав еще километра три по лесной дороге от шоссе, они увидели машину сельского участкового лейтенанта Ярыгина и костер на поляне. Сам Ярыгин сидел у костра. Но он был не один. Невысокого росточка худенький мужичок подкладывал дрова в костер.
Подъехать к костру оказалось невозможно. Машину они оставили рядом с «Москвичом» Ярыгина и пошли пешком.
Впереди шел Званцев, освещая дорогу фонарем.
– Здорово, мужики! – поздоровался старшина с Ярыгиным и незнакомым мужчиной, одетым в телогрейку и в кепке.
Сонин тоже поздоровался и с ходу спросил:
– Ну где?
Ярыгин выглядел усталым, он показал рукой на белое, едва различимое в темноте бесформенное пятно.
– Вон.
Только присмотревшись, Сонин различил тело и подумал, что рядом пройдешь, не заметишь.
– Вот что, Званцев, пойдем, посветишь мне. Надо осмотреть труп.
Старшина сразу сник, молча встал, приготовив фонарь. Смотреть на труп желания у него ни малейшего не было. Покойников он боялся с детства. Званцев протяжно вздохнул.
Но тут старшину выручил участковый Ярыгин:
– Посиди тут. Я посвечу капитану. Дай фонарь.
Званцев был готов за это ему сто раз сказать спасибо.
– На, бери, – протянул он фонарь, усаживаясь поудобнее возле огня. К нему вернулось хорошее настроение.
Мужичок в кепке сидел, завернувшись в телогрейку без пуговиц, и с деловым видом мусолил во рту окурок папиросы. Докурив, он спросил:
– Покурить-то есть? А то мы полторы пачки истратили, пока вас дожидались.
– Есть. На, – протянул Званцев сигареты. – Давно тут дежурите?
– А с вечера. С восьми, – ответил мужичок, прикурив от костра.
Званцев, взглянув на часы, тихонько свистнул.
– Это чего, шесть часов? Ну вы, молодцы, даете. Нравится, видать, вам тут, на свежем воздухе, – сказал он с насмешкой.
Морщинистое лицо мужчины сделалось злым.
– Целую смену сижу. Хозяйка теперь меня из дома выгонит. Вы бы хоть выпить захватили. Сил нет на сухую терпеть такие мытарства, – проговорил он плаксиво и шмыгнул носом.
Старшина показал на Сонина:
– Вон начальник. Он тебе выпьет.
– Это тебе он начальник. А я без погонов. Я вольный человек, – огрызнулся мужичок и натянул на брови кепку.
– Ну да. А после выпивки тебе бабу подавай городскую. Своих деревенских небось всех уж оттоптал? А? – Старшина развеселился и посмотрел на поляну, где лежал труп женщины.
И мужичок в кепке, проследив за его взглядом, сказал с искренним сожалением о трагической судьбе девушки:
– Жалко ее. Как картиночка, красивая. Лежит, будто спит.
– Ее изнасиловали? – спросил старшина.
– А я почем знаю. Я ее нашел тут еще не совсем застывшую. Но уже не живую. Пока в деревню прибег, пока по телефону «Скорую» вызвали, – проговорил мужчина с досадой, как будто, если бы «Скорая» и милиция приехали раньше, застав ее еще не совсем остывшей, все могло быть по-другому.
– А ты, вообще-то, кто будешь? – наконец догадался спросить старшина, повнимательней разглядывая грязное, перепачканное сажей, лицо мужчины.
– Да я местный. Пастух. У фермера работаю. Пасу стадо коров, по хозяйству помогаю.
– Слушай, а может, это ты ее пришил? – Званцев решил провести собственное расследование. «Запросто мог. А потом вызвал милицию и вроде как он ни при чем», – подумал старшина.
Пастух перепугался, отодвинулся на всякий случай от милиционера. «Еще врежет по печенке. Их трое, и все милиционеры. Все заодно. Я один посторонний. Свалят всю вину на меня, и суши, хозяйка, сухари», – боязливо вздохнул он и сказал в свое оправдание:
– Да что ты! Непричастный я к ней. Врать не стану, по молодости сидел в тюрьме. Но не за убийство, а за длинный язык. – И, увидев, что его доводы не производят на милиционера должного эффекта, добавил: – Да и не совладать мне с ней. Она молодая, здоровая. И опять же городская.
– Ладно, не заводись, – поспешил успокоить его Званцев. – Это я так, на понт тебя взять, а ты уж сразу за сердце хватаешься.
Пастух положил в костер сосновую ветку, и в темное небо брызнул фонтан искр.
– Схватишься тут. От такого обвинения не только за сердце схватишься, а и штаны обмочишь. С вами, ментами, только свяжись. – Он боязливо покосился на Сонина и участкового Ярыгина, все еще осматривавших труп. Сонин ему сразу показался слишком грозным. «К такому попади, душу вынет из тебя. Уж очень серьезный мужик», – думал пастух, все еще не отойдя окончательно от испуга по поводу обвинения.
Со стороны дороги, между деревьями, замелькали фары.
– Наши едут, – сказал Званцев.
Пастух теперь сидел сникший и молчаливый и ничего не ответил. Ему было все равно и хотелось только лишь одного – побыстрее уйти отсюда.
К костру подошли следователь прокуратуры и криминалист с чемоданом в руке, в котором размещалось все его оборудование.
– Ну вы и забрались в дебри, – недовольно сказал следователь, здороваясь за руку со Званцевым. С пастухом он здороваться не стал.
– Да уж не за столом чаи гоняем, – в шутливой форме ответил Званцев.
Закончив осмотр трупа, Сонин подошел к костру и присел ближе к огню.
– Проклятый холод. До чего не люблю осень. Ночью прохладно, а днем жара, хоть загорай, – сокрушенно сказал капитан, а Званцев его слова воспринял по-своему:
– Да какая же это осень? Еще только конец августа. – Это прозвучало упреком.
Но капитан Сонин не ответил. Да и что, собственно, с того, август сейчас или сентябрь. По ночам теплей уже не станет.
– Может, вы бы меня отпустили? – попросил пастух у Сонина, считая его здесь самым главным. – Ну чего я тут высиживаю. И есть хочется.
Казалось, только теперь Сонин вспомнил про пастуха, даже подумал: «А и в самом деле, чего он с нами торчит? Списать данные, и пусть идет домой».
