с солдатами в бараках, используются при обходе, а Алтын дежурит на входе, спит в будке охраны. Ну, с ним вы уже знакомы.
— Ясно. Зачем меня вызвали?
Агнаров остановился. Как раз дошли до дома «главных».
— Проходите в комнату товарища Триловича. Осмотрите там всё. После расскажу обстоятельства.
— Всё так плохо?
— Ну... Хочу, чтоб первый осмотр сделали непредвзято. Прям с нуля.
Глебов кивнул.
В дом вошли вдвоём: Латыгин и Сахаров остались стоять у входа. Трилович занимал комнату номер два — Яков Иосифович проводил до двери, внутрь заходить не стал.
Клим щёлкнул выключателем — посреди комнаты тускло загорелась «лампочка Ильича». НКВДшник внимательно осмотрелся.
Деревянный пол, широкие доски выкрашены в красно-оранжевый цвет, при входе самодельный половик, слева стоят ботинки. Ботинки импортные, кожаные — надо полагать, английские. Рядом чёрный зонт, в углу эмалированный горшок, чтоб ночью на улицу не бегать. Дальше вдоль стены кровать — стандартная железная койка, на ней матрас, белое бельё, подушка в наволочке со штампом воинской части. Под кроватью небольшой чемодан коричневого цвета. Около кровати тумбочка на четыре ящика, сверху лежит какая-то книжка на английском с закладкой примерно по середине. Дальше пусто вплоть до дальнего левого угла — там умывальник, на раковине кусок мыла, зубная щётка и баночка порошка для чистки зубов.
Справа от входа, совсем в углу, в стену вбито несколько гвоздей — на одном висит лёгкий плащ, на другом на плечиках покоится летний светлый костюм в полоску. Сами стены светло-жёлтые, выкрашены совсем недавно — не успели вылинять. Почти напротив кровати у стены небольшой письменный стол: куча бумаг, несколько книг на английском и немецком, какие-то чертежи, чернильница, ручка, два химических карандаша. Перед столом стул, единственный в комнате. Дальше длинная пустая стена, в правом углу, напротив умывальника, печка-буржуйка, на которой стоят гранёный стакан и кувшин с водой. Труба от печки выведена в окно, разделяющее её и умывальник. Несмотря на летнее время, около буржуйки немного дров. На подоконнике в жестяном тазу стоит керосинка.
Комната удивляет аскетизмом: книжка с обложкой в ярких цветах да полупрозрачная занавеска на окне — вот и всё, что напоминает о присутствии в ней человека. Ещё посреди комнаты неожиданность — свежее выжженное пятно на полу, как будто кто-то уронил тлеющий уголь или неосторожно потушил папиросу. Расположено прямо перед кроватью, на пути к столу.
— Керосинку на пол ставили или что?
— Больше ничего не замечаете?
Глебов покачал головой.
Агнаров взял под локоть коллегу и повёл к выходу. Кивнул подчинённым и потянул Клима к «своей вотчине» — руководитель проекта хотел поговорить без свидетелей...
В комнате, отведённой гостю из Москвы, было просторно и на удивление светло. Дощатый пол и стены не были окрашены и излучали приятный запах свежей сосновой древесины. Кровать заправлена, на тумбочке лежат ключи от комнаты и от общей двери при входе. Умывальник с буржуйкой, стол: на нём керосинка, пепельница, письменные принадлежности и стопка книг. Перед столом два стула, ближе к окну двойной шкаф: слева полки для вещей, справа перекладина и несколько вешалок. На стене портрет Сталина в профиль, напротив карта СССР, вытравленная на деревянном прямоугольнике.
Яков Иосифович прошёлся вдоль стены, развернул стул и грузно сел, оперевшись руками на спинку. Взглядом указал на дверь — Глебов плотно закрыл её за собой.
— Слушай, можно «на ты»?
— Без проблем.
— Хорошо. Я закурю?
Клим кивнул. Агнаров достал трубку, насыпал туда пару щепоток махорки и задымил.
— Я вообще сам с Одессы. В семнадцатом году, значит, на войну отправился. Ну, на империалистическую, Румынский фронт. Потом уже мы Революцию делали, офицеров свергали. Под Орлом был, под Царицыном, донцев стрелял. С белополяками было дело, саблей меня там рубанули хорошечно... Ну, потом «Выстрел», после имени Фрунзе, сам понимаешь. Сюда попал впервые в двадцать девятом — басмачей гоняли. Были ещё две командировки, в тридцать первом и тридцать третьем. Вторая уже по партлинии — коэров вычисляли, чистили ряды. Местность знаю, вот и назначили три месяца тому как... Сам воевал?
— Было дело. В царской ещё, до прапора дошёл с Брусиловым. Затем всяко судьба кидала: Киев, Харьков, Ростов. В тылы зачислен после Вислы, контузило там сильно. Затем тоже «Выстрел», пошёл по линии следствия — следователь по важнейшим делам ГУГБ НКВД.
— Знаю, я о таком и телеграфировал...
Яков Иосифович поправил пенсне, как будто собираясь с мыслями.
— В общем, к чему это я. Первый раз я убил человека в июле семнадцатого — заколол немца штыком на своей «трёхлинейке». Дальше по-разному бывало: и с винтовки бил, и с «нагана», и в подворотне нож под лопатку загонял... С товарищем «Маузером» мы неразлучно с двадцатого года, ни разу не подводил. И, казалось бы, меня хрен чем удивишь — сам такое делал, что у других волосы дыбом встанут. Но чтоб люди попросту исчезали — такое впервые.
— Как это «исчезали»?
— А вот так. Трилович этот. Два дня тому назад не вышел на работу. Пришли в комнату — я послал Самуила и с ним начкараула, мало ли, может, плохо человеку. Стучат — не открывают, тишина. Ну, дверь сам видел — высадили. Никого. Комната пустая, как мои карманы в семнадцатом. Ни следа от человека. При этом вещи все на месте. Ни записки, ни следов борьбы, только пятнышко это на полу. И всё.
Глебов вытащил из портсигара «Герцеговину Флор» и закурил.
— Постель смята. Пиджак на плечиках, под ним брюки — как будто человек снял одежду и лёг спать... Дверь изнутри была заперта?
— Да. Ключ, когда выбивали, под стол отлетел. И ключ был в замке — пробовали вторым открыть, не влез в скважину. Ключей два: один выдали лично в руки, другой у меня в сейфе, как лежал так и лежит. Ключ от сейфа у меня один, ношу на шее на цепочке, даже в бане не расстаюсь. Копию чтоб сделать, надо в скобяную лавку идти на полустанке.
— Допросили? Розыск проводили?
Агнаров укоризненно посмотрел на следователя.
— Обижаешь. В то же утро владельца лавки вытряхнули из постели. Никто из наших не был, за все три месяца делал пять ключей — всех проверили, всё сходится. Караул ни Триловича, ни кого ещё не видел, тишина. С собаками прочесали вдоль периметра — на полосе ни следочка. Обыскали весь полигон, склады, баню, конюшню — вообще все постройки, от нежилых к жилым. Пустота.
— Когда
