воскликнул Лебедев и по «киношному» поднял руки вверх, словно бы стараясь призвать в свидетели высшие силы.
— А ну не смейте кричать на моего сына! — тут же взвилась мама. — Вы все виноваты не меньше, а даже больше чем он!
Их ругань меня изрядно вымотала. Захотелось тишины, и я решил удалиться в каюту, забрав маму с собой.
Но сделать это не успел.
Распахнулась дверь и на капитанский мостик, даже не спросив разрешение у капитана, буквально ввалилось ещё с десять человек обличённых властью и входящие в специальную, созданную для командировки, комиссию. Все они стали дико орать, осуждая меня, Лебедева и Кравцова. А уже через минуту все, как один, набросились на капитана, приказывая тому срочно соединить их с Москвой. Капитан пытался пояснить, что связь из-за погодных условий сейчас не возможна, но это их не останавливало. Они стали ссылаться на дело государственной важности и настаивать на срочной связи. Командир корабля, к его глубокому сожалению, им не мог в этом помочь, вновь поясняя и разъясняя о невозможности данной опции именно сейчас. Отрицательный ответ капитана их категорически не удовлетворил, а потому они, достав из кармана различные ксивы, начали угрожать всем и вся.
Начался полный бедлам…
Крики, ор и поиски виновных. Причём, что удивительно, в массовом обсуждении моего аморального поведения, участвовали какие-то левые люди, которые плыли с нами как представители различных органов советских министерств и ведомств. Я, например, их знать не знал, и слыхом о них не слыхивал. Однако все они сейчас, как один, принялись не только обсуждать меня всуе, не только нападать на Лебедева с Кравцовым, которые давно мне стали как родные, но и высказывать свои претензии маме, которая была самой родной на этой планете и в её окрестностях.
А посему, этот неорганизованный шабаш, я решил в категорической форме прекращать!
Кроме меня этого хотел и капитан корабля, который безуспешно пытался всех выгнать с мостика. Но это было не в его силах. Члены различных ведомств разошлись не на шутку. Страсти кипели настолько серьёзные, что остудить их было не просто. Все эти «замзамминистры», особы с поручениями, «чрезвычайные и полномочные», заместители первых и вторых секретарей галдели, шумели и кипели как раскалённые кастрюли. Им никто в этом мире был не указ, поэтому слова капитана они попросту игнорировали, не переставая навязывать всем и каждому единственно правильную точку зрения: «Васин распустился! Стал фактически иностранным гражданином!» «Среди нас реальный иностранный агент!» «Мать воспитанием ребёнка не занимается!» «Лебедев и Кравцов не компетентны!» «Капитан не на своём месте!» «Немедленно провести расследование!» «Арестовать!» «Всех отдать под суд!»
Такой накал страстей необходимо было немедленно остудить, и я это сделал, открыв на пару секунд дверь на открытую палубу.
Так как на улице бушевал фактически «двенадцати» бальный шторм, то набежавшая волна моментально расставила все точки над "i", хлынув внутрь помещения, на отходе, чуть не унеся в открытый океан пару бюрократов и их помощников.
Но я был не кровожаден, поэтому успел в последний момент, предотвратить этот небольшой казус и таки задраить дверь, отгородившую нас от разъярённой стихии.
— Васин! Ты совсем сдурел?! Совсем рехнулся?! — прохрипел вылезающей из людской кучи Лебедев.
— Никак нет, — ответил Васин. — Я нормальный. А вот эти граждане, — обвёл пальцем пирамиду из тел некоторых заблудших товарищей, — явно — нет!
— Почему? — спросил, поднимаясь, какой-то чиновник из Министерства внешней торговли СССР.
— А потому, что вы устроили вакханалию на капитанском мостике! И тем самым мешали капитану управлять кораблём специального назначения! — огорошил я всех и, дабы навести тень на плетень ещё больше, добавил: — Даже не знаю, как на это событие посмотрят наверху. — При этих словах я ткнул указательным пальцем сначала на висевший на стене, чуть покосившийся от воздействия Атлантики, портрет товарища Брежнева Л.И., после чего на всякий случай тем же пальцем ткнул в потолок. — Не знаю, как воспримут и отреагируют. То ли как на досадную случайность, то ли как на планомерную диверсию, направленную на срыв похода и попытку затопления корабля вместе с командой и советскими пассажирами. В любом случае, в этом шабаше я участвовать не намерен! — помог маме подняться и, не обращая ни на кого внимания, произнёс: — Мамуля, ты вроде бы что-то говорила про геркулесовую кашу и булочки с изюмом, которые нам должны были подать на завтрак? Так не пора ли нам эти блюда отведать?
Глава 2
Расталкивая народ, сбежавшийся неизвестно зачем на верхнюю закрытую палубу, стали пробираться с мамой в сторону своих кают. Пройти по коридору внутри корабля нужно было совсем не много. Но давалось это с трудом. Любознательный люд, что плыл с нами в отпуска, который включал в себя как актеров, так и простых туристов, высыпал в коридор из своих апартаментов, и сейчас с удовольствием глазел на меня, не забывая при этом счастливо улыбаться, хохотать и обсуждать последнее не заурядное известие.
Наконец, нам удалось пробраться к лестничному пролету, ведущему на палубу ниже. Стало менее людно. В коридоре среди толпы заметил Севу с Юлей. Те, робко улыбаясь, подошли к нам.
— Поздравляем… — растерянно произнёс друг Савелий, смутившись от моего не довольного взгляда.
— Ой, Сашечка, это такая радость! — присоединилась к его поздравлению не менее растерянная, чем жених, рыжуха Юля.
— И вы туда же, — отмахнулся я от своих музыкантов и продолжил путь в родные пенаты.
Дойдя до маминой каюты, опустил голову и то ли попросил, то ли проинформировал:
— Мам, я с тобой потом поговорю. Хорошо? Мне сейчас нужно побыть одному.
— Нет! — категорически отвергла та мою идею. — Мы поговорим сейчас! А ну быстро заходи! Нам есть что обсудить!
— Дай хотя бы отдышаться! Ты видишь, я в шоке.
— А я, по-твоему, не в шоке? Да меня трясёт всю до сих пор! Мой сын, мой маленький сын, натворил ужасных дел! Нашлялся, как какой-то хулиган! И теперь я не знаю, что мне делать! Да тебя прибить мало!
— Не надо.
— Думаю, всё же стоит! Что нам теперь делать? А?! Молчишь?
— Мам, давай поговорим не сейчас и не тут! — покосился я на стоящих с открытыми ртами пассажиров.
Все они, как и пассажиры с верхней палубы, стали покидать свои каюты и выходить в коридор, якобы прогуляться.
— Конечно, не тут! А ну
