Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
оказаться террариумом, дурдомом, тоталитарным государством или просто сборищем совершенно равнодушных друг к другу людей. Я мысленно пожелала ему удачи и выключила телефон.
За уроки браться не хотелось. А в художку мне только на следующей неделе.
Мне не терпелось увидеть Кирюху. Прикинув, где бы он мог находиться с температурой под сорок и больным горлом, я выключила телик и открыла окошко. Рамы у нас старые, но мать считает, что они в «очень приличном состоянии». С усилием дергая одну из них, я случайно ударила себя по запястью. На пол посыпались сухие клочки белой краски. Чертыхнувшись, я высунулась наружу. В свой короткий свист я вложила злость и призыв. И в ответ услышала почти такой же, а следом надсадный кашель. Кирюха, как я и думала, на крыше. Ну где же еще? Он с этой крыши все лето не слезал. И из обычного бледного привидения превратился в смуглого пуэрториканца.
Позабыв все мамины указания насчет ключа, я выскочила на лестничную площадку, поднялась на несколько ступеней и влезла по железным перекладинам под самый потолок. Дверь там обита дерматином, из которого торчит грязно-серый, как ноябрьские тучи, утеплитель, и она всегда заперта. Но если очень захотеть, то можно открыть любой замок. И мы с Кирюхой знали, как открывается этот.
Миновав чердак с его пыльным полумраком и уютной воркотней голубей, я осторожно вылезла на крышу и маленькими шажками направилась в обход дверного выступа. Железный лист тут же заходил ходуном, и под подошвами завибрировало. Кирюха оказался совсем близко, за печной трубой. Он лежал на клетчатом красно-синем пледе и курил. Я плюхнулась рядом.
— Смотри, — я вытащила телефон и сунула ему под нос.
— Танкер сильно бесилась? — ухмыльнулся он.
— Ага. Вон, гляди, — я перелистнула фотку, — всё плакатами завесили, только кончик пальца торчит!
— Значит, никто ничего не видел?
— Кому надо, увидели! Машка наверняка раньше всех приперлась, она ж ведущая, — я скорчила презрительную гримасу и вдруг вспомнила: — А! Еще у вас новенький в параллельном!
— Да насрать! Меня и старенькие-то не слишком волнуют. — Кир затянулся и надсадно закашлялся.
Ему пришлось сесть. Я тоже поднялась и постучала его по обтянутой белой футболкой спине. Формально она была белая, но Кирюхино пренебрежение к бренному бытию сделало ее вполне живописной: кое-где виднелись черные полосы, а сзади красовалась лично мною нарисованная граффити-надпись из трех букв. Кирюха шутил, что, когда я стану всемирно известной художницей, он продаст эту футболку за бешеные деньги. Но я не верила, что он так сделает, — слишком дорого ему собственное имя, написанное моей рукой.
— Прекрати! — он передернул плечами. — Хватит меня колотить, я ж не подавился!
— Мне нравится причинять тебе боль, мальчик! — голосом киношного маньяка проскрежетала я.
— Это уж точно! — Кирюха засмеялся и опять закашлялся.
Потом он растянулся на пледе, закинув руки за голову.
— А ко мне Муся вернулась, — не открывая глаз, похвастался он.
— Поздравляю!
— Беременная.
Я прыснула:
— Ну да, кошки, они ведь лучше девушек?
— Кошка никогда не притворяется, — серьезно согласился Кирюха. — Если ты ей нравишься, она трется о твои ноги и прыгает на колени.
— Ты хочешь, чтобы девушки сами прыгали тебе на колени?
— Глупая ты, Сонька! Кошек я готов опекать всех, с девушками иначе.
— Ты бредишь, Кир! Какая у тебя температура? — Я ощупала его лоб.
Выхватила у него изо рта сигарету и щелчком отправила за пределы крыши.
— При твоей астме курить — смерть!
— Софико, какая ты не в меру заботливая, — проворчал он и нехотя поднялся. — Эта была последняя! Сходи купи, а? — Он остановился, прижал плед к груди и состроил трогательно-щенячьи глаза.
Я не повелась, а начала осторожно спускаться к выходу. Медленно ступая, сосредоточенно сопела и не сводила глаз со своих кроссовок. И вдруг Кирюха возник передо мной. Внезапно, как черт из табакерки!
— У! — Он сделал вид, что толкнет меня. Но мне было не до шуток.
— Придурок! — заорала я, выпрямилась и замахала руками. Мне казалось, что сейчас я кувырком полечу вниз, в серый прямоугольник двора.
— Чем больше боишься, тем выше шанс грохнуться! Расслабься, — изрек Кирюха и удержал меня за руку. — Что это? — переключился он, увидев свежий фиолетово-багровый синяк, который я заработала, открывая тугую раму.
— Иди лесом, Кир! — снова заорала я в бешенстве, но руку не отобрала — пусть Кирюха и ненадежная, но все-таки опора. — Сам расслабься!
— Пожалуйста, — ухмыльнулся он, разжал пальцы и, весело насвистывая, направился к краю.
Он бодро прошлепал по гулкому скату и остановился, прижимая к себе красно-синий плед. Потом театрально отбросил его в сторону и пошел вдоль водосточного желоба. Слева от него была я и спасительная площадка перед трубой, справа — солнце над крышами и макушка Исаакиевского собора в прозрачной синеве. Затаив дыхание, я смотрела, как грязно-белые подошвы его кед ступают по краю, по очереди упираются пяткой в носок. Мне казалось, это я иду по трепещущему железу, это я вижу бесконечную череду крыш под собой, это меня бьет и толкает ветер.
— Прекрати! Кирилл! — крикнула я, но он лишь ухмыльнулся. — Идиот! Вернись немедленно!
В ответ Кирюха раскинул руки, наклонился и вытянул ногу, изображая ласточку. Я поняла, что идиот делает это нарочно — хочет меня выбесить. И у него получается.
— Ты специально?! Назло?! — проорала я.
В ответ он опять мерзко ухмыльнулся и продолжил свои гимнастические упражнения.
К горлу подкатила тошнота, и я отчетливо представила, как он опускает ногу, оступается и исчезает за краем крыши. Этого я вынести не могла. Раз ему так хочется, пусть все это произойдет не у меня на глазах. Я развернулась и в два прыжка, уже не замечая мелкого дрожания крыши, достигла выхода. Забираясь в дом, я не закрыла за собой дверь, а оглянулась и облегченно вздохнула — Кирюха спокойно подбирал плед, стоя в метре от смертельной опасности.
Но все время, пока мы возвращались домой, я ругала его на чем свет стоит. А Кирюха молча плелся за мной.
— Чего это ты не отбрехиваешься? — Я вошла в квартиру, повернулась к нему и от удивления забыла закрыть рот.
Кирюха медленно сползал по стенке, а плед красно-синим комом лежал возле его ног.
— Кир, ты чего?
С трудом поднявшись, он навалился на мое плечо, и мы вместе почапали в его комнату.
— Где лекарства? — спросила я. — Чем ты лечишься?
— Твоими молитвами, — пробормотал Кирюха, заваливаясь на кровать. Он не разделся, сбросил только кеды. И те сцепились шнурками (как будто дети взялись за руки) и забились в угол.
— Сейчас принесу, — пообещала я и отправилась на поиски медикаментов.
К сожалению, в
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
