так и прозвали его. Не предзнаменование ли это очередного конца света, пугающее человечество по несколько раз за столетние? Но нет, это было бы слишком абсурдно. Заяви я о своих мыслях, подумала девушка, это тут же сочтут либо за бред сумасшедшей, либо за черный пиар.
Открестившись от своих размышлений как от страшного сна, она все же решилась написать небольшую заметку о случившемся:
«В 8:45 на одном из каналов Ютуба было выложено видео смертельной агонии человека, страдающего неизвестной науке болезнью. Трудно поверить, что именно он, находясь в добром здравии, не подававшей ни малейшего признака болезни, еще вчера выкладывал свое домашнее видео.
По данному случаю трудно строить какие-либо предположения. Оба видео были удалены из интернета. А пресса Оклахомы еще не дала комментариев по данному вопросу. Мы будем следить за дальнейшим развитием событий».
Набросав текст, Анна принялась за скриншот, который ей удалось сделать до исчезновения видео. Картинка «до и после» к посту получилось ужасающая, невозможно было поверить, что это один и тот же человек, если бы не золотой зуб и слишком выразительные черты старика.
Такой сухой и короткий пост опубликовала Анна на страничке своего паблика, прикрепив к нему, то немного доказательство, которое удалось ей сохранить. Щелкнув кнопкой на пульте телевизора, стакан кофе выпал из её похолодевших рук от первой же фразы диктора…
НА ДРУГОЙ ЧАСТИ СВЕТА
Оклахома
Гарри, ошеломленный будущим успехом, нажал на заветную кнопку сотового. По привычке пригладив чёрную кнопу волос стал собираться домой, после тяжелой ночной смены. Он работал в психиатрической лечебнице тюремного типа имени Джозефа Харпа, был ответственный за палаты интенсивной терапии, иначе говоря «Острова фантазий» или «Ночного Ада», как называли их все обитатели этого страшного места. Кабинет психолога отличается от подобных заведений тем, что в них лишь час царствует безумие, когда лечебницы оно не покидает никогда. Красивое здание формы открытого прямоугольника, нежно-бежевые стены, и 3,5 – метровый забор скрывали весь ужас, царившей за этими стенами.
Самым жутким местом этого последнего из уцелевших пристанешь, для душевно больных преступников, были «хрустальные палаты», стены которых полностью состояли из небьющегося стекла, что позволяло персоналу круглосуточно наблюдать за самыми неугомонными из своих подопечных. Попавшие туда однажды больше не возвращались никогда. Заключенные в них жертвы собственного рассудка годами не видели солнечного света, не имели представления о времени года и о его быстротечном течении в целом. Среди этих стеклянных стен, как в зеркальной комнате ужасов терялось все, и казалось, из не было выхода. Бесценные дары такие как время, жизнь и разум подаренные человеку свыше давно унес, далеко за пределы этих стен, втер, единственный свободный обитатель этого царства душевного порока. Свет дневных ламп не выключался в этой части тюрьмы никогда. А так как заведение финансировалось непосредственно из средств самого штата, очереди за лекарствами казались бесконечными, и порой желаемые витамины, выдаваемые персоналом за чудодейственные пилюли, не доставались и половине.
С заходом солнца вопли, крики и стоны в этом месте только усиливались. Одних, заживо съедала анаконда, другие, считая себя узниками лагеря террористов американского производства, которым каждую ночь отрезали голову, с душераздирающими криками корчились в воображаемых предсмертных конвульсиях, третьи – раздирая кожу, кричали, будто в их тело инопланетяне засунули чип и им необходимо его вытащить. Но один превзошёл их всех – каждую ночь его захватывали коммунисты, причем все, кто пытался успокоить разбушевавшегося безумца, казались ему либо Лениным, либо Фиделем Кастра. Границы реальности были на столько затуманены в этих палатах, что и персонал, постепенно начинал подсаживаться на антидепрессанты.
Здесь работал и Гарри, мыл пол, протирал пыль, выносил утки, отбиваясь от нападок умалишённых преступников обвиняемый ими то в международном терроре, то в склонности к коммунистическим идеалам. Это был потолок его карьеры в штатах. Когда его родители отправились за лучшей жизнью ещё до его рождения, каждый ведомый своей судьбой и дорогой, покидая родину, нищету и голод, они искали для себя лучшей жизни. Но надежды на счастливое будущее так и не были оправданы. Скитаясь то там, то здесь, они нашли друг друга, за что и были благодарны богу и судьбе. Гарри родился в любви и гармонии, но все это мнимое благополучие, внушаемое им родителями с самого детства, с возрастом раскололось о жестокую реальность.
Он был чужой в стране, в которой родился, и даже данное ему с первых дней жизни гражданство не снимало с него клейма «Афроамериканец». Никто не решался бросать ему это в глаза, но за спиной нередко его самолюбие унижалось глупыми насмешками и презрительными взглядами. Он был счастлив лишь в своем квартале, среди таких же, как и он. В стране – которая якобы защищала его права, в которой целых два срока плясал под дудку незримой руки президент с таким же цветом кожи в так называемой колыбели демократии не было ни прав, ни свобод, ни у того, ни у другого, просто кому-то везло больше. Гарри не везло совсем, и он это понимал. Горячо ненавидя свою страну, но не по тому, что с детства в его семье было чуждо чувство патриотизма, это было некой личной неразделенной обидой социального толка. В своих гневных порывах что-либо изменить, никогда не приводивших к желаемым результатам, он озлобленно глумился над всеми бедами сотрясающими Америку. Молодой мужчина, как истинный борец за права чернокожих, бывал на всех демонстрациях, но его голос, как и голоса многих других не желали услышать, пытаясь, хоть как-то быть понятым он выкладывал на обозрение общественности все беззакония, творившиеся по отношению к его братьям по несчастью. Но и эти попытки не замечали, так было удобно всем.
В апогее своего бессилия, опьяненный непониманием он постепенно возненавидел всех. Всегда хмурый и необщительный, честно выполняющий любую грязную работу за 8$ в час, он был на хорошем счету у коллег и начальства. Никто и подумать не мог, что именно он снимает ужасающие ролики бьющихся в агонии разума пациентов психиатрической лечебницы тюремного типа. Скандальные кадры распространялись по сети один за другим, но ни увольнения и ни массовые зачистки среди персонала уже не могли исправить потерянной репутации и прекратить все это. Гарри торжествовал, окружающие привыкли не замечать его настолько, что он остался единственным, на кого не упали подозрения.
Уложив свои вещи в большую спортивную сумку, молодой, складный мужчина направился к выходу. Давящие, грязно-желтые стены коридоров этого убежища расстроенного рассудка угнетали все его существо, ему хотелось как можно быстрее провести картой по турникету и забыть тот ужас,
