— Зайду. — глухо выдал Артем, обрывая мой поток мыслей. Голос у него от чего-то стал мрачный, задумчивый. И я разозлилась. Не его дело, оценивать как мы живем. Но ответить ничего не успела. Артем поспешно скрылся за дверью, оставив меня на кухне одну.
Правда уже через пару минут в дом влетел Пашка, и проворно скинув ранец у порога, бросился мне на шею.
— Я подрался сегодня! — гордо заявил он, тыкая пальцем себе под глаз. Там наливался синевой кровоподтек.
Я распахнула глаза, оценивая ущерб.
— Пашка! — с изумлением выдохнула. — Как это подрался? С кем? Из-за чего? — ухватила румяные мальчишечьи щеки ладонями и принялась вертеть его голову из стороны в сторону, осматривая на предмет повреждений. Слава богу, синяк оказался единственной травмой.
— С Федькой Масленниковым! Давно пора было ему навалять! — гордости в голосе парня нисколечко не поубавилось, даже после моего строгого взгляда. — Я терпел, пока он только меня обзывал. Но сегодня он и о тебе плохим словом сказал. Я не выдержал. — к концу своего рассказа брат понуро потупился.
— Как? — с улыбкой спросила.
— Сказал, что нищие мы. — буркнул парень. Я вздохнула. На правду разве обижаются? Но ругать брата за это не стала:
— Спасибо, что заступился. — потрепала его по волосам. — Но больше так не делай. Не надо драться ни с кем. Никогда не знаешь, чем это может закончиться. — ободряюще обняла. — Защитник ты мой.
Пашка зарделся от похвалы, растягивая губы в широкой улыбке.
— Бог ты мой! А где твой зуб?! — я всплеснула руками, выпучивая глаза. Да, боевые потери на нашем фронте гораздо серьезнее.
4. Настенька
— Насть, Насть… — слышу я испуганный, жалобный голос братишки. Но звучит он как будто издалека. Глаза открыть тяжело. В голове царит мысль, что я только-только уснула. — Настя, проснись, пожалуйста. — Пашка меня тормошит, впиваясь ладошкой в плечо.
В голове слышу отчетливое гудение вместе с болью. В горле першит. Очень странное состояние. Кое-как разлепляю глаза, вглядываясь в беспробудный мрак темной комнаты.
— Что случилось? — хриплю, плохо понимая, что происходит. Судя то потому, что за окном тьма хоть глаз выколи — на улице уже поздняя ночь. Почему он в это время не спит? Я ведь сама, перед тем как ложиться, проконтролировала, чтобы брат был в постели.
— У меня голова сильно болит. И, кажется, пахнет чем-то. Очень сильно пахнет. — просипел братишка, сверкая влагой в глазах.
Сердце пропустило удар. Руки похолодели от страха. Я тут же села в кровати, и моментально втянула запах, витающий в комнате. Рецепторы сразу нашли подтверждение страшной догадке.
Я подскочила на ноги, схватила одеяло с постели, укутала брата и вцепившись в его ладонь, потащила за собой. Нужно срочно на свежий воздух — трещины в неисправной печи пропустили угарный газ. А это очень опасно!
Но все оказалось гораздо хуже, чем я предполагала.
Распахнув дверь на кухню, я отшатнулась. Взвизгнула и оцепенела, прижимая дрожащего от страха Пашку к себе.
Нас обдало плотной стеной из едкого дыма.
— Настя! Мы что, горим?! — простонал мальчик, зажмуривая глаза, которые разъедало от запаха.
Я прикрыла лицо, уворачиваясь от волны жара, исходящей из кухни. Языки пламени уже разрослись возле печки, перебравшись на охапку сухих поленьев.
Тело затрясло крупной дрожью. Осознание дикого ужаса медленно, но упорно проникало в рассудок. Действовать нужно было как можно быстрее.
Мельком огляделась по сторонам. Мысленно чертыхнулась. С наступлением осени в доме всегда вставляются двойные рамы на окнах. Так лучше тепло сохраняется. Но они не открываются. Единственный вариант — разбить стекла. А пока я с этим вожусь, пройдет слишком долгое время.
Я присела на корточки, заглянула парню в глаза, крепко сжала худые мальчишечьи плечи:
— Слушай меня, я сейчас замотаю тебя в одеяло. Лицо тоже закрою. На счет три задержи дыхание. И не смей вдыхать воздух, пока я не скажу! Понял?! — Пашка нетерпеливо затряс головой. Его губы уже искривились, готовясь разразиться рыданиями. Но я не обратила на это никакого внимания. Завернула брата в одеяло по самую макушку и прижала к своему телу. Подняла на руки, зачем-то мысленно отметив, что в свои семь он весит совсем как пушинка.
— Раз. — прохрипела, перебарывая дикое желание сплюнуть горечь, собравшуюся на языке. — Два. — в животе предательски засосало от страха. — Три. — голос дрогнул. Я склонила голову как можно ниже и ринулась через кухню к самому выходу.
Плечо облизал язык пламени. Кожу на щеке обожгло. Простонала что-то вроде молитвы, потому что двигалась почти что на ощупь, выставив перед собой одну руку, а второй придерживая братишку. В такой плотной стене из дыма к выходу меня привести может только чудо.
— Пожалуйста, помоги. — неведомо к кому обращаясь, упрашивала высшие силы. Где-то у входа послышался грохот. Неужели что-то обрушилось…?
— Ты тут?! Настя! — голос с нотками медвежьего рыка узнала сразу. Артем!
По щекам катились градины слез. То ли от испуга, то ли от дыма.
— Я тут. — глотая ядовитые пары угарного газа, просипела. — Тут.
А дальше в голове помутнело так сильно, что я перестала соображать, что именно происходит. Какой-то шум, голоса, темнота.
И сильные руки, которые заботливо ухватили мое тело, ставшее в миг невесомым. Мне казалось, что я засыпаю. И только самые мельчайшие крупицы здравого смысла противились до последнего.
— Пашку. — прохрипела одними губами. — Пашку вынеси.
Но мужчина обхватил нас обоих, утаскивая к выходу за собой.
Уже через доли мгновений в нос ударил отрезвляющий свежий воздух.
— Глаза открой! Открывай глаза! — сердито прикрикнул мужской голос, а большие ладони не сильно отхлестали меня по щекам.
Я вцепилась пальцами в сырую пожухлую траву. Почувствовала, как сижу на холодной земле.
Не понимала, сколько прошло минут прежде, чем я осознала, что происходит. Распахнула глаза, когда Пашка отчаянно начал рыдать. И увидела, как полыхает наш дом. Словно одна из тех спичек, которые сегодня я вложила в руку нежданного гостя.
Зажмурилась, пытаясь прогнать навязчивое видение, но оно исчезать не желало. Дом и правда горел. Из треснувших кухонных окон уже струились языки пламени. Много ли деревяшке нужно, чтоб вспыхнуть?
— Тихо, тихо, все хорошо. — все те же сильные руки мужчины прижали меня к себе. А затем он снял с себя куртку, набросив ее на меня. Только потом я поняла, что сидела на улице в одной тонкой сорочке в цветочек. Пашка же закрывал ладонями сырое лицо, глотая глухие всхлипы.
Мы все прекрасно понимали, что в свой дом я и Пашка уже не вернемся. Пожарная машина до нашей глуши будет ехать пару часов. За это время он выгорит дотла.
