наверное, сошла с ума здесь в одиночестве.
— Ева, — в глубоком голосе Тобиаса слышалась легкая хрипотца, от которой у меня всегда замирало сердце.
— Да? — Я напряглась.
— Ты не повернешься и не посмотришь на меня?
Я съежилась, но подчинилась, обернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как он оттолкнулся от прилавка и подошел к островку, держась руками за край.
— Что не так?
— О-откуда ты знаешь, что что-то не так?
Он бросил на меня равнодушный взгляд.
— Ева.
Было несправедливо, что он так хорошо знал меня, даже после стольких лет.
— Я… — фраза застряла у меня в горле.
— Ты пугаешь меня. — Беспокойство на его лице разбило мне сердце. — Это твой папа?
Я покачала головой.
— Твоя сестра?
— Нет, — прошептала я. — Это…
Моя рука так крепко сжала тест на беременность, что я испугалась, что он треснет. Я снова закрыла глаза, расправила плечи и сделала первое, что пришло в голову.
Я запела.
— На третий день Рождества моя любовь подарила мне…
В колледже Тобиасу всегда нравилось, когда я сочиняла глупые песни в душе. Он прокрадывался в ванную и садился на унитаз, чтобы послушать. Он часто пугал меня до чертиков, когда я отдергивала занавеску и там был он, его голубые глаза плясали от моих нелепых слов.
— Ева, что, черт возьми, проис…
Я подняла палец.
— Трех фаверолей. Двух горлиц.
Я открыла глаза, вытащила руку из кармана и бросила в него тест.
Тобиас поймал ее в воздухе.
— И куропатку, и беременность (прим. ред.: текст песни «12 дней Рождества», где оригинальный текст звучит так: На третий день Рождества моя любовь подарила мне трех фаверолей, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве).
Глава 2
Тобиас
Подумай об этом.
Это то, что Ева сказала мне два дня назад после того, как бросила в меня положительным тестом на беременность.
Подумай об этом.
Я почти ничего не делал, кроме как думал об этом.
Ева была беременна. У нас будет ребенок. Срань господня. Может быть у нас будет ребенок. Я был так ошеломлен, что не спросил, что она планирует. Когда мы встретились несколько недель назад, она сказала мне, что переезжает в Лондон. Она все еще собирается?
Вопросы полились как из ведра. Хотела ли она ребенка? Хотел ли я?
Да.
Когда я смотрел через пустой вестибюль на «Дома Холидэев», осматривая здание, которое я спроектировал, я с таким же успехом мог бы написать «да» на стене.
Да, я хотел этого ребенка. Я не был готов к нему. Я сомневался, что Ева тоже. Но в глубине души ответ был утвердительным. Это был, пожалуй, единственный вывод, к которому я пришел за последние два дня.
Это, и то, что мне нужно было поговорить с Евой.
Я вытащил свой телефон из кармана, мое сердце колотилось в груди, как барабан, когда я нашел ее номер. Он хранился в моем телефоне много лет, но с тех пор, как мы расстались в колледже, я звонил по нему только один раз.
После инсульта ее отца.
Когда мой палец нажал кнопку вызова, я прислонился к стойке в вестибюле, боясь, что могу упасть, если не опрусь на что-нибудь.
Она ответила после третьего гудка.
— Привет.
— Привет.
Неловкое молчание тянулось и тянулось, но мое сердце продолжало бешено колотиться.
— Как прошло твое Рождество? — спросила она.
— Отлично. А твое?
— Было приятно. Мы просто тусовались с папой. Моя сестра с мужем и детьми поехала к родственникам со стороны мужа.
— Как твой папа?
— Хорошо. Дом престарелых, в котором он находится, очень хороший. У него есть своя комната и куча друзей.
— Это хорошо.
— Я так и не поблагодарила тебя за цветы, которые ты прислал после его инсульта. Они были прекрасны. Спасибо.
— Пожалуйста. — Эта светская беседа была такой же мучительной, как гвоздь, который я однажды случайно вогнал себе в руку. — Нам нужно поговорить.
— Да. — Она вздохнула. — Нужно.
Даже несмотря на вчерашнее Рождество, оставшиеся без ответов вопросы начинали раздражать.
— Ты можешь зайти попозже?
— Конечно. Во сколько?
— У меня сейчас встреча примерно на час или два. Потом я отправлюсь домой. — Офис был закрыт всю неделю до Нового года.
— Я зайду около двух.
— Тогда увидимся. — Я закончил разговор, убрал телефон, и напряжение в груди немного ослабло. Два часа. Мне нужно было продержаться только до двух.
Входная дверь открылась, и мой брат Мэддокс вошел в здание, глубоко вздохнув.
— Привет. Здесь пахнет, как в старом папином кабинете.
— Совершенно новое здание, а пахнет как старое. Но мне это нравится. — Как крепкий кофе и опилки. Этот запах был причиной того, что я проводил значительную часть времени в офисе в последние два дня. Это меня заземлило. Это было постоянно, когда казалось, что мир вращается слишком быстро в неправильном направлении.
— Мне тоже. — Мэддокс подошел и пожал мне руку. — Спасибо, что смог встретиться со мной сегодня.
Это я был благодарен. Мне было полезно поработать. Сжимать пальцами карандаш и просто рисовать.
Мэддокс решил переехать домой в Бозмен со своей семилетней дочерью Вайолет. Он уже много лет жил в Калифорнии, создавая свою стриминговую компанию «Мэдкаст» стоимостью в миллиард долларов. Но его бывшая была сукой, и сбежать от нее, вернувшись домой, было очень заманчиво.
За исключением того, что ему нужен был дом. Буквально. И вот тут-то появлялся я.
Я был главным архитектором в «Домах Холидэев», и строительство на заказ было нашей специализацией. Наш отец основал эту компанию в гараже дома моего детства. Он отказался от места для парковки, чтобы хранить внутри свои инструменты. После десятилетий строительства качественных домов по всей долине Галлатин его репутация не имела себе равных.
Мэддокс никогда не интересовался строительством или компанией по недвижимости нашей матери. Он проложил свой собственный путь. Я всегда восхищался этим в нем. Мэддокс рисковал. И, черт возьми, все окупилось.
Тем временем мы с моим братом-близнецом Хитом оба обосновались здесь. Нам всегда нравилось ходить с папой на стройки и помогать ему раскладывать инструменты в гараже или сооружать наши собственные домики для игр. Работа в «Домах Холидэев» подходит нам обоим.
Хит предпочитал менеджмент, в то время как я просто хотел проектировать красивые здания.
Дом Мэддокса определенно попадет в эту категорию. У него были деньги на что-то великолепное, и я бы его не подвел. Папа был не единственным Холидэем, репутацию которого нужно было поддерживать. Я тоже делал себе имя.
— Хочешь кофе? — спросил я, ведя его в комнату отдыха.
— Конечно. — Он последовал
