Особенно – следователям.
– Ты не такой как все, тебе нравятся запутанные дела.
– У меня настолько плохая репутация? – пошутил Феликс.
– У тебя прекрасная репутация, – серьёзно и без лести произнёс Анзоров. – Кстати, знакомые из «конторы» о тебе лестно отзываются. Работу не предлагали?
– Видимо, забыли.
– Кто его отпустит? – проворчал Шиповник и покосился на Феликса: – А ты не зазнавайся, потому что если зазнаешься – я сам тебя выгоню.
– Прямо на улицу?
– Прямо на улицу и даже босиком.
– Нельзя причинять подчинённым такие страдания.
– Некоторым – можно. – Подполковник повернулся к следователю: – Так в чём проблема?
– Есть ли там проблема, а точнее – дело, вы мне скажете, – повторил Анзоров. – А тема такая. Пару дней назад в запертой квартире обнаружили тело молодой девушки. Двадцать два года. В квартире полный порядок, следы борьбы и насилия отсутствуют. Девушка полулежала на неразобранной кровати в расслабленной позе. Рядом – пустой шприц, на котором только её отпечатки.
– Передоз? – угрюмо спросил Шиповник.
– По всем признакам.
– Токсикологии ещё не было? – понял Вербин.
– Предварительный вывод – передоз, все признаки в полный рост. Но мы с вами понимаем, что токсикология покажет передоз независимо от того, убийство там или самоубийство.
– Ну да, – согласился Феликс. – И следов борьбы нет…
– Нет.
– То есть оснований для подозрений никаких? – вздохнул Колыванов.
– Никаких, – подтвердил Анзоров.
– Девчонка кололась?
– Нет, законопослушный и даже примерный член общества, без каких-либо житейских неприятностей и уж тем более – проблем с законом. Участковому в поле зрения не попадалась. – Следователь выдержал короткую паузу: – По всем признакам – самоубийство, но местный опер не соглашается.
– На каком основании? – спросил Колыванов.
– Если девочка была хорошей, то опер мог зацепиться за сто десятую[1], – прикинул Шиповник.
– Проверяем, но по первым результатам тоже мимо.
– Тогда почему опер брыкается?
– Он молодой, – ответил следователь так, словно это всё объясняло.
С другой стороны, это действительно всё объясняло.
– Совсем зелёный?
– Да.
– И поэтому готов идти до конца, отстаивая свою точку зрения? – задумчиво протянул Вербин.
Анзоров бросил на Феликса долгий взгляд, а затем улыбнулся:
– Сам таким был?
– Почему был?
– Ну да… – На этот раз следователь коротко рассмеялся. – Ты таким остался.
– Разве это плохо?
Все они когда-то были молоды и с азартом брались за любое дело, искренне веря в торжество справедливости для честных граждан и неизбежность наказания для преступников. Все они были так сильно увлечены, что иногда видели чёрную кошку там, где её не было и быть не могло, но они верили – есть. И упрямо шли напролом, стремясь доказать свою правоту. И бывало, крепко получали по шапке, впитывая такую простую и одновременно такую сложную истину, что не в каждой тёмной комнате прячется чёрная кошка. Зато в каждом расследовании фигурируют люди, играть судьбами которых ты не имеешь права. И это понимание – ответственности, отлично помогает избавиться от юношеского максимализма. Но, к сожалению, и от азарта тоже. Приходит спокойствие. У кого-то – циничное, у кого-то – прагматичное. Приходит опыт, ты видишь больше, а работаешь – аккуратнее. Но грош тебе цена, если понимание ответственности полностью уничтожит в тебе охотничий азарт и желание докапываться до сути, а не просто закрыть дело. А ведь уничтожает. Не у всех, но у многих. И полицейские поняли, что Анзоров хочет прикрыть молодого опера от коллег, с которыми он вошёл в клинч, и отправить опытного Вербина разрулить ситуацию: если есть дело – открыть, если нет – помирить парня с начальством. Ну, или попробовать помирить. И желание это полицейским понравилось.
Вербин и Шиповник переглянулись, после чего подполковник попросил:
– Амир, расскажи об опере.
– Его зовут Крылов, Иван Крылов.
– Ты шутишь? – не удержался Вербин.
– Почему? – не понял Анзоров. – Обыкновенная фамилия, что в ней смешного?
Колыванов промолчал, а вот на губах Шиповника Феликс разглядел едва заметную улыбку. Вздохнул и ответил:
– Извини, ничего особенного, просто слышал о человеке с таким же именем.
– А… что за человек?
– Умер давно.
– Тогда ладно.
Шиповник закусил губу, но сумел сдержаться. Выдержал очень короткую паузу, нужную, чтобы справиться с голосом, и вернулся к делу:
– Если всё так гладко, как ты рассказал, за что опер цепляется?
– Там какая-то мутная история с дневником, – неохотно ответил Анзоров.
– То есть ты не вникал? – удивился подполковник.
– Вникал-вникал, – проворчал следователь. – Если бы не вникал – к вам бы не пришёл, я ведь знаю, что вы сразу начнёте задавать каверзные вопросы.
И по тому, как он себя вёл, Вербин понял, что Анзоров пребывает не в своей тарелке. Следователь верил в резоны молодого оперативника, иначе не обратился бы к полицейским с деликатной просьбой, но при этом Анзорова что-то сильно смущало и вызывало неловкость. Следователь походил на человека, действительно видевшего в старинном замке привидение, но неожиданно сообразившего, как странно рассказ о встрече выглядит со стороны. Для неверующих и скептиков.
Однако деваться Анзорову было некуда, поэтому он вздохнул и продолжил:
– В квартире мы обнаружили дневник девчонки, в котором она описала, как умрёт.
– Что значит «как умрёт»? – не понял Феликс.
– Сама написала? – прищурился Шиповник.
– Почерк её, экспертиза уже подтвердила. Да и запись старая, ей несколько месяцев.
– Так. – Подполковник посмотрел на Вербина, Вербин слегка пожал плечами, показывая, что хотел бы услышать чуть больше, и повторил:
– Что значит «как умрёт»?
– Там полно совпадений, – рассказал Анзоров. – Девчонка подробно описала, как будет выглядеть комната, когда мы в неё войдём, как будет выглядеть она сама, и добавила, что видит себя умершей от передоза четырнадцатого февраля, в День всех влюблённых. Дословная цитата: «Всем любовь, а мне – смерть. Почему жизнь так несправедлива?»
– И вы нашли её четырнадцатого?
– Да.
Шиповник и Вербин вновь переглянулись, после чего подполковник усмехнулся:
– Это явно по твоей части, Феликс.
– У неё была несчастная любовь? – поинтересовался Колыванов. – Болезненный разрыв?
– Если несчастная любовь случилась несколько месяцев назад, информация о ней вряд ли нам поможет, – заметил Шиповник.
– Не факт, – протянул Вербин. – Некоторые раны затягиваются долго, а некоторые – не затягиваются никогда.
– С несчастной любовью ещё предстоит разобраться – если решим открывать дело, – ответил Анзоров. – На сегодня я считаю главным фактом тот, что девочка детально и очень подробно описала, как именно её найдут – и всё, чёрт возьми, совпало!
– В этом как раз нет ничего странного, – обронил Феликс.
– Если убийство, – эхом добавил Шиповник.
– Получается, убийца прочитал дневник и решил использовать фобию будущей жертвы, чтобы скрыть преступление? – понял Колыванов. – Замаскировать убийство под самоубийство?
– Тут есть над чем подумать, – проворчал Вербин.
– Ещё как.
– Значит, убийца совсем рядом.
– Нужно
