пупка, все еще придерживая Ивара на вытянутых руках.
— Расслабься и двигай руками, — сказала она.
Ивар послушался — ничего больше не оставалось. Ангрбода таскала его вперед и назад вдоль берега, а он барахтался в воде, словно щенок.
Наконец начало что-то получаться — Ивар даже не понял, как. Ангрбода убрала руки, и он ощутил, что плывет — сам, навстречу ей.
Один гребок. Другой. Третий. Четвертый… Ангрбода с каждым движением Ивара отходила на шаг, а Ивар двигал руками вновь. Он наконец понял, что значит расслабиться — и плыть. Это оказалось куда приятнее, чем ползать по земле — чем-то напоминало полет. Нет, летать Ивару не приходилось, но он был уверен, что птицы чувствуют нечто подобное: упругий воздух под крыльями — как воду под руками — на который можно опереться — пусть всего на несколько мгновений — и двигаться дальше. Но если расслабиться, действительно расслабиться, как говорила Ангрбода, и делать так, чтобы конец одного движения становился началом другого, казалось, что паришь. Что вода, как, наверное, и воздух, может держать. Что можешь двигаться так легко, как никогда не получалось на земле!
Ивар не понял, что он сделал неправильно. И в нем ли вообще было дело. Просто очередная волна захлестнула с головой, и он снова потерял ощущение верха и низа и начал задыхаться. Ангрбода опять выдернула его из воды.
Ивар вцепился в нее, обхватив руками за плечи.
И, отдышавшись, почувствовал, как через рубашку Ангрбоды и его собственную ощущаются ее груди. Перед глазами все помутилось, ощущения стали ярче и четче — и помимо двух упругих, не слишком заметных на привычно плоском теле Ангрбоды бугорков, Ивар почувствовал еще и ее соски — неожиданно твердые (хотя вообще-то, какими обычно они должны быть у девочек, он себе с трудом представлял).
В этот момент ничего не хотелось сильнее, чем потрогать груди Ангрбоды, погладить их пальцами, сжать их в ладонях… Нет, Ивару даже казалось, что ему вообще никогда и ничего не хотелось сильнее!
Но где-то на краю сознания витала мысль, что если он вот так запросто сейчас сделает это, то это будет неправильно. Он ненавидел в этот момент себя — за нерешительность, а Ангрбоду — за то, что она была… такой.
И не мог ничего поделать с собой и со своими желаниями. Потому взял — и ущипнул Ангрбоду за грудь, прямо возле соска — со всей силы!
Ангрбода взвизгнула, и в следующий момент у Ивара перед глазами все помутилось и зашлось разноцветными пятнами: она врезала ему по уху — тоже со всей силы — возле виска.
Ивара снова накрыло волной: Ангрбода оттолкнула его, и он был не в силах удержаться на плаву.
Она все же вытащила его из воды — в который уже раз? И смотрела прямо в глаза — строго, с осуждением, как никогда раньше не смотрела. Ивар стиснул зубы, вздохнул и, чувствуя, как краснеют уши, вымолвил:
— Я больше так не сделаю.
========== — два — ==========
Ивар открыл глаза и застонал от разочарования. Это был всего лишь сон. Опять всего лишь сон…
Внутри все жгло огнем, огонь растекался по телу с каждым ударом сердца, а в висках стучало так, что от этого мутилось перед глазами.
Тот день преследовал Ивара — все образы и ощущения. Ощущение полета — в воде — и ощущение груди Ангрбоды, ее твердых сосков — через мокрую одежду. Ивар не мог этому найти объяснения. Он видел Маргрету обнаженной и трогал ее, где хотел, — не единожды. Он даже пытался заняться с ней любовью. Но то далекое, почти детское, воспоминание не шло со всем этим ни в какое сравнение.
Ивар уткнулся лицом в подушку, пытаясь отогнать картины из сна, — тщетно. Мышцы сводило от возбуждения, которое требовало выхода. Ослабив шнуровку на штанах, он запустил туда руку.
Воссоздать в воображении нужные образы было легче легкого. Они, казалось, всегда были с Иваром. Стоило лишь закрыть глаза, чтобы очутиться в том теплом летнем дне много лет назад, снова обхватить Ангрбоду за плечи, прижаться к ней всем телом и прикоснуться — в этот раз по-настоящему — к ее груди, найти своими губами ее губы, ощутить на них вкус морской соли, а другую руку запустить в волосы на ее затылке, в ее мокрые светлые волосы, игравшие в солнечных лучах легким оттенком меди…
Ивар глухо застонал в подушку, когда наслаждение от фантазий достигло своего пика. А потом еще лежал какое-то время не двигаясь, пытаясь прийти в себя.
Наконец он перевернулся на спину одним резким решительным движением и вытер покрытую липкой влагой руку о льняную простыню.
Он проводил с Ангрбодой уйму времени вместе, но тот раз так и остался самым-самым — навсегда.
*
В том же году незадолго до Йоля Уббе сказал как бы невзначай:
— Ангрбода стала хорошенькая. Ее теперь есть, за что пощупать.
— Пока ты мечтаешь, Ивар уже, наверное, щупает вовсю, — усмехнулся Хвитсерк и покосился на Ивара.
Ивар опустил глаза и понял, что краснеет. Нет, он не щупал Ангрбоду, он вообще не прикасался к ней так, как братья прикасались к девчонкам.
— Вот уж нет! — фыркнул Сигурд. — Уверен, он целыми днями с ней только тем и занимается, что ставит к дереву и метает топорики!
— Скажешь еще слово, и я метну его в тебя! — ощерился Ивар, взглянув ему в глаза, и подкинул топорик в руке.
Сигурд всегда цеплялся к нему больше других. Но самое обидное, что на сей раз он был прав: когда Ивар метал топорики или стрелял из лука (недавно он начал осваивать и это оружие), а новое, больше прежнего, расстояние никак не давалось, Ангрбода становилась к дереву, поднимала на Ивара взгляд — и все получалось, как по волшебству. Она начала делать так после того самого, первого, случая. И после того случая братья начали относиться к Ивару иначе: стали брать его с собой в лес и тренироваться вместе с ним.
— А хочешь, мы поможем тебе с Ангрбодой? — предложил Уббе.
В канун Йоля после всех ритуалов жители Каттегата собрались в доме ярла на пир.
— Держи! — Уббе протянул Ивару кубок, наполненный элем.
— Я не хочу. Я и так уже пьян! — возразил Ивар заплетающимся языком.
— Пей и не спорь. — Уббе сунул кубок ему в руку.
