Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
— Заводи колымагу, — нетерпеливо затряслись губы. — Быстро. Мы едем в Тинто-Брассо.
Меднокожий пожал плечами.
— Хвала святой матери Терезе, мне там делать нечего. Впрочем, как и везде.
Издалека донеслись пока едва слышные, похожие на комариный писк, завывания полицейских сирен. Индеец остался невозмутим, а губы на заднем сидении испуганно шарахнулись в сторону. В зеркальце на миг показался столб черного дыма на горизонте. Потом ствол надавил сильнее, и индеец сильней ощутил запах сгоревшего пороха. Значит, из пистолета недавно стреляли…
— Живо, ну! — приказали вновь заслонившие дым губы. Чужак надсадно, хрипло дышал, словно бежал к «кадиллаку» от самого Сан-Жмерино. — Если полицейские ищейки все-таки схватят меня, ты умрешь первым!
Кнопка прикуривателя выскочила, и смуглолицый не спеша раскурил сигарету. Без удовольствия выпустил струю дыма в незакрытую дверь. И спокойно ответил:
— Можешь стрелять. Можешь сдать меня полицейским. Хвала святому Себастьяну, я свое дело сделал, и терять мне нечего!
Губы озадаченно приоткрылись, и между ними скользнул пухлый, едва помещающийся в рот язык.
— Значит, пожар на стройке — твоя работа?
— Моя.
— Тьфу, доннор веттер, я думал… Ты был один?
— С гринго. А теперь здесь кроме полицейских ищеек нет никого на двадцать миль вокруг. У меня было тринадцать врагов. И не осталось ни одного.
— И кто они были? Американцы? Евреи? Русские? — Вопросы сыпались сухим горохом в глиняную миску.
— Они были белыми. — Ответ звучал, будто урчание спящего после охоты льва. — Как и ты. Поэтому я никуда тебя не повезу. Убирайся к вашей католической богоматери из машины! Или стреляй. Или жди полицию.
Теперь сирены выводили свои рулады значительно ближе.
— Думаешь, полиция охотится за тобой? — усмехнулся чужак, и индеец почувствовал, как ослаб нажим пистолетного ствола.
Меднокожий промолчал.
— Мальчишка, — беззлобно бросил пассажир. И губы в зеркальце быстро затрепетали: — Выброси сигарету, курение до добра не доводит. Что ты знаешь о мести? У тебя было тринадцать врагов, а у меня их два миллиарда. Рвем в Тинто-Брассо, и я научу тебя ненавидеть по-настоящему.
Сирены надрывались уже совсем близко — еще немного, и из сухого марева над дорогой вынырнут рыщущие носы полицейских машин.
— Ну же, скорее!
В глазах индейца прыгнули холодные молнии, он вторично затянулся и повернул ключ зажигания.
— О'кей, гринго, ловлю тебя на слове. Ты поклялся научить меня ненавидеть ПО НАСТОЯЩЕМУ, и да поможет тебе святая Катарина.
И если бы тот, кто затаился на заднем сиденье, углядел эти молнии, он бы тысячу раз подумал, прежде чем отправляться в такой путь с таким попутчиком.
Глава 1. Объект У-18-Б
Почему Николай II столь равнодушно относился к победам и поражениям на театре военных действий во время Первой Мировой? Отчего разбитые наголову нацистские лидеры бежали именно в Латинскую Америку? Почему в России год за годом случаются неурожаи? Что послужило толчком к принятию решения сбросить на Японию две атомные бомбы, хотя исход Второй мировой войны уже ни у кого сомнений не вызывал? В связи с чем накрылся медным тазом проект РАО ВСМ, занимавшегося строительством высокоскоростной железнодорожной магистрали Москва — Санкт-Петербург?
Эти вопросы пока не занимали двоих кое-как примостившихся на крутой обледенелой кочке людей. Под осень уровень воды на болотах поднялся, а потом внезапно грянули морозы, так что от островка осталось одно название. Квадратный метр суши — а остальное лед, лед, лед.
На заляпанных камуфляжными кляксами полушубках знаки отличия отсутствовали — ни тебе званий, ни малейшего намека, к какому славному роду войск относятся бойцы. Да и сама форма, следует сказать, была порядком ношенной и грязной; только высокие армейские ботинки сверкали никому в центре Муринских болот не нужным, парадным блеском и отражали низкое серое небо.
— Послужишь с мое, земеля, и твоя очередь пинать молодых настанет, — безапелляционно сказал один, задумчиво скребя щеку, покрытую двухдневной щетиной. Кожа под щетиной была бугристая, в рытвинах, словно после оспы. А еще такая кожа бывает у людей, которые пацанами баловались с пиротехникой. И добаловались. — А пока ты — самый что ни есть распоследний салабон. И обязан выполнять все, что дедушка пожелает. Усек?
Вокруг, над простирающимися во все стороны замерзшими болотными топями было тихо как в могиле. Воздух висел недвижимо. И в этом мертвенно-морозном воздухе отвесно вниз медленно-медленно опускались огромные, размером с ночных мотыльков, снежинки. Падали — и исчезали из реальности, едва коснувшись черных зеркал аккуратных прорубей. Прорубей было тринадцать.
До самого, манящего полоской леса, заштрихованного падающим снегом, горизонта тверди не наблюдалось. Кочки, опять кочки, еще раз кочки, укрытые сугробами. Под снежными шапками равнодушно покоились трухлявые, подкошенные болотной болезнью тощие стволы деревьев, наполовину вмороженные в припудренный снегом лед; над ними возвышались пять выдолбленных из цельных кусков льда истуканов, стоящих в кружок у чахлой елки. Метра по три в высоту — точные копии каменных болванов с острова Пасхи. Только ледяные. А елку охранял полупрозрачный Дед Мороз, тоже трехметровая дылда, похожая то ли на Ивана Сусанина, то ли на партизана. Нет, конечно же, на партизана, потому что в ледяных руках он сжимал ледяной ППШ.
— Какой я салабон? У меня же боевое задание на счету, — недовольно возразил боец помоложе, нервно вертя в руках спиннинг с жестяной рыбкой на леске. Полушубок на нем сидел мешком и, чтоб холод не забирался снизу, был туго перетянут ремнем — два пальца под бляху не просунуть.
— Клал я на твое боевое задание, — сурово сказал «дедушка». — Это генералам нужны твои задания, и за успешное выполнение они тебя медальками обвешают. А в суровом солдатском коллективе медальки не в счет. Главное — срок службы. Усек, зема?
— Усек, — сумрачно вздохнул молодой боец и понурил голову с большой, не по размеру ушанкой, сползающей на нос.
— А коли усек, то давай начинай: ловись рыбка большая и маленькая…
— Ну откуда ж на болоте рыба возьмется? — возмутился молодой.
— Ты, Зыкин, как мешком стукнутый… — важно сплюнул в лунку старший и вдруг молнией вскочил на ноги. — Тихо!
А снег вокруг все так же падал в полном безмолвии. А ледяные копии исполинов с острова Пасхи молча стыли, обрастая снежной шерстью, и внимательно прислушивались к беседе двух солдатиков.
Нет, все спокойно. Значит, показалось.
— О чем это я? — снова присел на корточки бывалый боец.
— О том, что на болоте есть рыба, — обречено сказал Зыкин. В юных, почти детских глазах читалась вселенская тоска.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
