в болотный, и в целом Бернар стал напоминать только вынырнувшего из тинистой воды аквалангиста. Уронив взгляд на висящие у входа часы, по лицу француза пробежала тень еще большего недовольства: каждая морщинка, присущая только часто улыбающемуся человеку, в сей миг передавала обуривавшую де Шатильона злость. Его жидкие усики, добавлявшие комичности образу Бернара сейчас подернулись пеленой недовольства, а вечно смеющиеся зеленые глаза сверкнули нетерпеливым огоньком. Часы показывали 10:36 утра по точному Парижскому времени. Француз прекрасно знал своего друга, и был хорошо знаком с его отвратительной привычкой задерживаться по всяким мелочам, что не раз ставило Сальвадора в конфузные ситуации. Именно поэтому Бернар и назначил встречу на 6 минут раньше того часа, в который явился сам, но и даже после такого предусмотрительного хода, Шатильону приходилось ждать, чего горячный француз просто терпеть не мог. Но вот, через несколько невыносимо долгих минут, дверь в ресторан открылась, и на пороге появился Сальвадор в тёмном пальто и с цилиндром на голове. Руки ученого протирали очки кусочком бархатной ткани, а взгляд его был устремлен прямиком на Бернара. Но Монтеро сделать шаг не позволили, да что уж там, ученый даже не смог надеть очки. Взбешенный ураган, налетел на него с такой умопомрачительной скоростью, что Сальвадор ничего не успев понять, вылетел из ресторана, подхваченный за воротник пальто. Опомнившись, он сильными руками разжал мертвую хватку хохочащего француза, который тут же подхватил с земли цилиндр Сальвадора, и отряхнув, водрузил себе на голову с таким наполеоновским видом, что ученый невольно пропустил скупую улыбку.
— Ну что же ты творишь, Бернар, чуть очки мне не разбил!
Забирая цилиндр у вертящегося месье де Шатильона, деланно укоризненным голосом проговорил учёный.
— Ты вновь пришел не вовремя, дружище Сальвадор!
Таким же деланным тоном ответил Бернар, горячо пожимая руку своего друга, вновь не замечая взоров посетителей ресторанчика. Последние с интересом прижались к стеклу, желая узнать, чем кончится потасовка.
— Только не говори, что ты весь погружён в свои научные заботы, о почетный член трех столичных ассоциаций клуба европейской академии наук.
От души сжимая руку Монтеро, продолжал харахориться француз.
— Работаю потихоньку, все дни расписаны по минутам, дружище. Правда мой график совершенно не мог предположить такого стремительного полета с участием, как ты сказал, почетного члена европейской академии наук!
Уже не сдерживая улыбки проговорил учёный.
— Ты со своим клубом уже совершенно позабыл про спокойную жизнь.
Выпутываясь из стальных пальцев ученого чуть не вскрикнул Бернар. Не успел Сальвадор произнести оправдание своей деятельности, как Шатильон принял загадочный вид и сообщил:
— Хотя, как я могу говорить о спокойной жизни, если на этой же неделе улетаю из Парижа.
— С чего бы это, дорогой Бернар?!
Удивился ученый. В его голосе чувствовалась неподдельная тревожность.
— За этим я и пригласил тебя на эту встречу, оторвав столь занятого человека от всех дел. Да, как я вчера и говорил, я отправляюсь навстречу приключениям и зову тебя с собой.
— Да в чем, собственно дело.
Промолвил Сальвадор до глубины души обескураженный таким поспешным отъездом друга. Бернар посерьезнел, и, кивнув в сторону зевак, которых до этого игнорировал, произнёс:
— Я сейчас тебе все расскажу, но, пойдем ка мы в парк, нам не нужны лишние глаза и уши.
После этих слов француз сорвался с места и начал двигаться вниз по улице, туда где располагался старый парк. Обескураженный, но заинтригованный испанский ученый двинулся за ним. Уже через пару минут друзья сидели на лавочке безлюдного парка, и Сальвадор с интересом был готов выслушать то, что нарек француз "шансом, которым грех не воспользоваться".
У Бернара горел взгляд, а через не двоякую улыбку можно было понять, что он готов сообщить то, что просто перевернет весь мир с ног на голову. И Шатильон не заставил себя долго ждать, зайдя сразу с козырей. Воровато оглядевшись, француз буквально силком удержал фразу, так и рвущуюся, озарить окружающее пространство громким звуком. Но Бернару удалось обуздать эмоции, и, наклонясь к лицу учёного он тихо, нараспев произнес:
— Теперь я самый настоящий миллионер!
Фраза произвела превышающий все ожидания фурор. Сальвадор буквально впился удивленным и растерянным взглядом в друга, лихорадочно соображая, не сошел ли тот с ума, или не решился ли его безбашенный друг устроить странного рода розыгрыш. Но столь живописное удивление нисколько не удовлетворило Бернара, театрально замолчавшего в самый интересный момент. Молчал и Монтеро, буквально опешивший, и чуть ли не распахнувший рот от обуреваемых чувств. Прервал молчание француз, полностью испортив всю напряженность момента, созданного им самим. Ну не мог он в силу своего характера долго молчать, тем более в тот момент, когда желал поделиться с лучшим другом важнейшей новостью всей его жизни.
— Да, мой дорогой Сальвадор, именно такая у меня была реакция, когда я получил извещение о вступлении в права наследства! Это не шутки, дружище!
Буквально сияя от счастья, тараторил француз. Он достал из внутреннего кармана смятый клочок какой-то бумаги. Развернув, сунул ее в руки оторопевшиму ученому и с торжествующим видом победителя проговорил:
— Читайте!
Гербовый лист гласил следующее:
«Извещение уважаемому Бернару де Шатильону касательно наследства, отошедшего коему по причине кончины его достопочтенного троюродного дядюшки со стороны правой руки — потомственного лорда и по совместительству одного из богатейших людей Канады — Вильяма Симарда; заключающегося в двадцати четырёх тысячах акров земли, как обработанной так и необработанной, незастроенной и застроенной различными зданиями, как то: жилыми, промышленными, и коммерческими постройками, а так же в движимом имуществе, как то: дорогих коллекциях, атрибутах внутреннего убранства, драгоценных металлах, как в слитках, так и в виде монет, и прочее и прочее. Из постановления, вынесенного верховным Канадским судом с 30 августа 1932 года, полностью переходит в единовластное управление вышеупомянутого Бернара де Шатильона, по причине отказа от большей части вышеописанного громадного состояния прочих наследников. Все необходимые бумаги, как то: копии завещания, подписанные документы об отказе прочих наследников, метрические свидетельства и проч., удостоверенные верховным канадским судом, перейдут в руки главного наследника незамедлительно».
Документ скрепляли печати и нижеследующие подписи. К документу прилагалась громадная выписка конкретных составляющих завещанного богатства, как перешедших в руки немногочисленных родичей француза, так и самому Бернару. Ему досталось более пяти восьмых от всего, свалившегося столь внезапно, наследства. Прочитав все это, Сальвадор неуверенной рукой передал листы обратно французу и, противореча всем ожиданиям Бернара, вместо громких поздравлений погрузился в задумчивое безмолвие. Теперь настала очередь француза поразиться до глубины души.
Шатильон глядел вытаращенными глазами на друга, не понимая, почему сие грамоты привели к