Спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу.
Наше отделение располагается в здании из красного кирпича прямо над газетным киоском. Нас всего семеро – два фотографа, два репортера, включая меня, стажерка по имени Элли, Тед и Сью. Наш головной офис находится в промышленной зоне в нескольких милях от города. Мы с Джеком часто шутим, что в наш офис ссылают тех сотрудников, которые могут быть полезны, но очень уж сильно мозолят всем глаза в главном отделе новостей. Я не могу понять, что такого сделал Джек, чтобы заслужить ссылку. Как он может кому-то не нравиться? Наверное, причина в том, что он новенький. И, как только кто-то из фотографов уволится из головного офиса (удивительно, какая там текучка кадров и как быстро они все переходят в ежедневную газету Бристоля), Джека от нас заберут. Вряд ли второй наш фотограф, Сэт, вообще куда-то уйдет, кроме как на пенсию.
Я боюсь даже представить себе, как буду справляться без Джека. Рано или поздно это случится. Джек отнекивается, но в душе он очень честолюбив, его уход – вопрос времени. Что касается меня, я счастлива здесь – в нашем маленьком офисе, вдали от посторонних глаз и ушей. И Тед – хороший начальник. Несмотря на свою ворчливость, он доверяет нам и позволяет самим принимать решения: чаще всего покидает офис сразу после обеда, когда отправляется покорять местные бары. Я не хочу работать в бездушной атмосфере промышленной зоны. Мне нравится на Парк-стрит, где много шума и суеты, на каждом шагу магазины, кафе, уличные музыканты… Это напоминает мне Лондон. Не говоря уже о том, что я добираюсь из дома до работы пешком.
Мне дали второй шанс, и я всегда буду благодарна за это Теду. Он взял меня, когда другие отказались.
…У нас свой отдельный вход: синяя дверь в нише, посередине кирпичной стены. Нет ни вывески, ни какого-то другого указателя, что здесь находится редакция газеты. Иногда в дверном проеме под грязным одеялом ютится бездомный по имени Стэн. Каждый раз когда я беру кофе для себя или кого-то из коллег, то покупаю кофе и ему. Сегодня Стэна нет на месте, о его недавнем присутствии напоминает лишь пустая банка из-под пива в углу и слабый запах мочи. Остановившись у двери, прикуриваю.
Дождь все еще идет – мелкий, всепроникающий. Мне нравится дождь. Любой. Всегда. Его запах, звук, с которым он стекает в сточные канавы, шум, с которым автомобили проезжают по лужам. Обожаю, когда дождь сопровождается громом и молниями. Большинству людей это кажется странным, но Хизер разделяла мои чувства. Помню, как дождь барабанил по алюминиевой крыше сарая в их кемпинге. Мы любили этот сарай с пристройкой, где хранилось сено для лошадей. У семьи Хизер было много земли – несколько гектаров, и вот ее дядя Лео придумал устроить на одном из полей стоянку для домиков на колесах. Мы бегали в этот сарай с альбомами, укрывались старыми пледами с застрявшими в них клочками шерсти лабрадора Голди и рисовали: пруд, фонтан в саду, фургоны на дальнем краю поля, полоску моря, маняще сверкающую на расстоянии. У них был потрясающий дом: с пятью спальнями и комнатой, которую они называли «кабинетом». Как этот дом отличался от тесного коттеджа с низкими потолками, в котором ютились мы с мамой! Дом Хизер нельзя было назвать шикарным; он был уютным, со старомодной мебелью, отдраенными деревянными полами и клетчатыми пледами, наброшенными на спинки старых диванов. Разве можно было сравнивать его с нашим чистеньким, скудно обставленным двухкомнатным «дворцом»?
Хизер пыталась научить меня ездить верхом. У нее хватало терпения бесконечно водить Лаки под уздцы вокруг загона, пока я пыталась удержаться в седле. Она рассказывала мне забавные истории о своих неудачах – например, о том, как ее сбросила лошадь и она решила, что не сможет больше ходить.
– Я такую истерику закатила! – хихикая, рассказывала подруга. – Лежала посреди поля и во весь голос орала, что меня парализовало. Мой инструктор спокойно посмотрел на меня и велел перестать глупить и сесть снова на лошадь.
Несмотря на все старания Хизер, я так и не полюбила верховую езду. Предпочитала проводить время, ухаживая за пони, расчесывая ему хвост.
В сарае у Хизер был целый зверинец: коза, куры, домашняя крыса. Она находила время для заботы о каждом из них; ухаживала с такой любовью, что я могла лишь наблюдать и завидовать. Моя мама никогда не разрешала мне заводить домашних животных, говоря, что это тяжелая обуза. А мама Хизер, Марго, только радовалась обилию питомцев, разгуливающих по усадьбе. У них даже павлин был, который важно шествовал по полю, демонстрируя свои перья. Признаюсь, иногда я хотела бы, чтобы моя мама была похожа на маму Хизер.
И вот теперь я пыталась представить себе ту самую милую и добрую девочку взрослой: как она входит в дом и убивает двух людей…
До Тилби всего пятнадцать миль. Нам с Джеком не потребуется много времени, чтобы добраться туда и разобраться в случившемся. Если, правда, он вообще куда-то поедет.
Делаю еще одну глубокую затяжку и мгновенно успокаиваюсь. Я отказалась от всего, что было мне вредно: жизни в Лондоне, работы в «Дейли трибьюн», запойного пьянства, наркотиков, постоянных переездов и меняющихся партнеров. Но не смогла отказаться от курения. Должны же у меня быть хоть какие-то радости…
Медленно выдыхаю дым. Пожилая женщина в прозрачной целлофановой шапочке, идущая мимо, бросает на меня неодобрительный взгляд. Меня не пробьешь: продолжаю смолить, пока окурок не обжигает пальцы. Почему Джека так долго нет?
Автокемпинг «Усадьба Тилби». До сих пор помню, как мне нравилось проводить там время. Мы рисовали, играли в одном из пустых фургончиков или же шпионили за старшей сестрой Хизер и ее парнем. Это была настоящая идиллия. Я проводила в доме Пауэллов больше времени, чем в своем собственном.
Пока наше детство не оборвалось в 1994 году.
Потом я возвращалась в их дом всего несколько раз, и наша дружба – когда-то такая крепкая – начала ослабевать, пока окончательно не сломалась. К моменту сдачи экзаменов на аттестат зрелости мы были просто знакомыми, которые едва здоровались, встретившись в коридоре.
Если эта женщина, эта убийца, и есть та самая Хизер, которую я когда-то знала, то эта история может помочь моей карьере снова взлететь, а мне – вернуться в строй, перечеркнув случившееся в «Трибьюн». Ведь я многое могу рассказать о Хизер и ее семье.
Но хочу ли я этого?
2. Джесс
