Книга Сердце Моего Монстра - Рина Кент

Не отпуская меня, папа протягивает свободную руку и сжимает его плечо.

— Ни слова больше, Анатолий. Сейчас не время и не место. Мне нужно, чтобы ты взял себя в руки. Иди, сядь рядом со своей женой и детьми и будь Ивановым. Контролируй свою бурную энергию и успокойся, черт возьми.

Дрожь пробегает по моей коже, хотя слова адресованы не мне. Это... я впервые слышу, чтобы папа был таким... бесчувственным.

Ясно, что дядю Анатолия что-то волнует, но вместо того, чтобы предложить ему какое-либо утешение, папа практически унизил его. Нет, может быть, унизил — это сильно сказано. Он отругал его.

В мгновение ока губы папы расплываются в улыбке, и он как будто щелкнул выключателем, чтобы вернуться к отцу, которого я знаю.

— Мы поговорим после ужина.

Дядя Анатолий смотрит на них обоих.

— Мы в непосредственной опасности, а все, что тебя волнует, это дурацкий гребаный ужин?

Он качает головой и, не дожидаясь ответа, подходит к своей жене, затем плюхается рядом с ней с серьезным выражением лица.

— Не обращай внимания на своего дядю Анатолия, Сашенька. Он просто устал, — папа целует меня в макушку. — Иди, займи свое место.

Я целую его в щеку, а затем бреду к своему креслу. Когда чья-то нога подставляет мне подножку, и я чуть не падаю, плечи Эрика и Эдуарда трясутся от сдерживаемого смеха.

Ох, вы хотите поиграть?

Я толкаю стул Эрика, и они оба почти падают на землю.

Трость постукивает по земле, и я выпрямляюсь. Бабушка, сидящая во главе стола, прищуривается, глядя на меня, и я улыбаюсь, а затем сажусь рядом с близнецами. Эти ублюдки хотят увидеть, как я умру от трости нашей бабушки.

После того, как все рассаживаются, бабушка кивает старшей горничной, которая такая же стойкая, как и она, и леди жестом приказывает остальным сотрудникам снять крышки.

Звуки наслаждения наполняют комнату, когда бесчисленные запахи щекочут наши носы. Есть разные виды супа, гигантский жареный ягненок, а некоторые овощи имеют форму рождественских елок и звезд.

Мы начинаем есть, и вокруг нас раздается эхо разговоров. Эрик и Эдуард пытаются меня разозлить, но я пинаю и щиплю их под столом, пока они не начинают громко скулить. На этот раз именно они получают неодобрительный взгляд бабушки.

Начальник службы безопасности папы врывается в зал, его лицо искажено напряжением. Это первый раз, когда я вижу его обеспокоенным и на грани.

Суровый взгляд папы обращается к нему.

— Разве я не говорил тебе не беспокоить нас во время семейных ужинов?

— Это чрезвычайная ситуация, сэр. Центральная система безопасности была отключена, и я не могу связаться с охранниками, которые находятся снаружи…

Его слова обрываются, когда на его лбу появляется красная лазерная точка, а затем его голова разлетается на куски. Кровь брызжет на рождественские украшения и еду перед двумя моими кузенами, когда мужчина с глухим стуком падает.

Откуда-то из комнаты доносится крик, но я не могу отвести взгляд от мужчины. Когда я наконец поднимаю взгляд, я нахожу маленькие красные точки на лбу, груди и животе мамы. У папы тоже.

У каждого есть эти лазерные точки.

О, нет.

Нет.

Снаружи раздаются резкие шаги, звучащие так, как будто они доносятся из-под земли. Нет, возможно, они пришли из параллельной вселенной.

Мои обнадеживающие мысли уничтожаются, когда бесчисленное количество мужчин проникает в столовую. Они одеты в черное боевое снаряжение, тяжелые ботинки и толстые шлемы, их лица скрыты балаклавами, и у них длинные винтовки, которые перекинуты через грудь. Единственный раз, когда я видела что-то подобное, был в фильме о Второй мировой войне. Я ненавидела этот фильм. Он был об осаде, умирающих молодых людях и гниющих трупах на улице.

Это было худшее время для человечества, когда жадность и власть убили миллионы и миллионы невинных людей.

Почему мне кажется, что я в том времени?

— Всем лечь!! — папа кричит и хватает маму за затылок, но прежде чем он успевает повалить ее на пол, кровь брызжет ему на грудь, и он смотрит на меня, даже когда его глаза начинают закатываться.

Мама кричит, но ее крик прерывается, когда ей сносит половину головы.

Я кричу, кричу, и кричу, но мой голос не слышен среди стрельбы и других криков ужаса. Солдаты похожи на роботов, устраняющих одного человека за другим.

Дядя Анатолий хватает свою беременную жену и начинает тянуть ее к себе, но она ранена в живот. Он достает свой пистолет и кричит, стреляя и опустошая его без какой-либо цели или направления. Прежде чем он успевает закончить, он получает пулю в спину и падает в лужу крови своей мертвой жены.

Выстрел.

Выстрел.

Выстрел.

Внезапно все становится черным.

Однако крики, визги и грубые вопли не исчезают. Многие вещи не исчезают.

Выстрелы.

Острый запах крови.

Вопли и рыдания.

Плач детей.

Женские испуганные крики.

Я думаю, что это кошмар, поэтому ничего не вижу, но потом я понимаю, что меня толкнули под стол, лицом вниз, на ковер. Я медленно поднимаю голову.

— Ш-ш-ш, — Эрик закрывает мне рот дрожащей рукой, слезы цепляются за его ресницы. — Прекрати кричать… Саша, пожалуйста…

Я дышу в его ладонь. Я не уверена, но думаю, что я кричала с тех пор, как увидела, как убивают моих родителей.

— Все в порядке, — шепчет Эрик, дрожа, его слезящиеся глаза наполняются небывалым ужасом.

Он также был свидетелем убийства своих родителей? Он... где Эдуард? Антон?

Я хватаюсь за руку Эрика обеими своими, и он прижимает меня к своей груди. Я понимаю, что Эдуард защищает нас обоих, как и Тимур и Гавриил — сыновья дяди Альберта. Они кружат вокруг нас, пока мы с Эриком вместе сворачиваемся на земле, забившись в небольшое пространство между столом и стеной.

Мои пальцы сжимаются на спине Эрика. Мы трясемся друг против друга, пряча наши лица во влажных шеях друг друга. Наши сердца бьются настолько громко, что мне кажется, они взорвутся в любую секунду. Мои глаза закрыты так крепко, что они болят.

На меня наваливается тяжесть, и я плачу, яростно дергаясь в объятиях Эрика. Что-то горячее стекает по моей голове и лицу, и я приоткрываю глаза.

Кровь заливает мое нежно-розовое платье и макушку Эрика, его щеки и шею. Я поднимаю взгляд, и мой рот открывается, когда я вижу безжизненные глаза Эдуарда