меня отпала челюсть. — Шесть. Определенно шесть.
— Восемь, — поправил он. — Посчитай ещё раз.
— Вау.
Я протянула руку, чтобы погладить мышцы, просто чтобы убедиться, что они настоящие. И они напряглись под кончиками моих пальцев.
— Щекотно.
— Ты боишься щекотки? Оооо. Это очаровательно.
Он нахмурился.
— Думаю, мне больше понравилось, когда ты называла меня сварливым и задумчивым
— Ой, ой! — Женщина, идущая позади нас, окликнула нас. — Милая, если ты не собираешься тащить этого мужчину в свой номер, пожалуйста, отправь его в мой. Планета Голливуд. Номер 1132.
Мои щеки вспыхнули.
Джаспер был лучшим другом Фостера. Я не могла притащить его в свой номер, верно? Верно. Это могло бы вызвать неловкость. Но мне очень хотелось, чтобы он также сбросил эти джинсы. Как выглядели его ноги? Были ли его бедра такими же объемными, какими кажутся? Были ли они усыпаны теми же темными волосами, которые тянулись от его пупка до пояса джинсов? И как далеко тянулась эта дорожка?
— Элоиза.
Мой взгляд метнулся к его лицу.
— Мне нравится, как ты произносишь мое имя.
— Ты краснеешь.
Голос Джаспера упал до едва слышного шепота. В его взгляде промелькнуло что-то еще, может быть, дразнящее, может быть, флиртующее, но это произошло слишком быстро, чтобы мой заторможенный мозг успел уловить.
— Я пьяна, — пролепетала я.
— Я тоже.
— Не может быть, — мой рот приоткрылся. — Правда?
— Да.
Он наклонился ближе, его глаза, слегка расфокусированные, переместились на мои губы.
— Эээм, ты собираешься меня поцеловать?
Джаспер хмыкнул.
— Думаю об этом.
Впервые за сегодняшний день я потеряла дар речи.
Он наклонился ко мне.
Я подняла подбородок.
Но затем воздух наполнился бульканьем, и рядом с нами тихий водоем превратился в струи лунного света.
Люди вокруг нас хлынули вперед, прижимая нас к бетонному барьеру и нарушая момент.
Облом. Я вздохнула, поворачиваясь, чтобы посмотреть шоу.
Джаспер надел рубашку и тоже наклонился вперед, наши плечи соприкоснулись, когда музыка заполнила воздух.
На этот раз песня была другой — интенсивная симфония с быстрым темпом и тяжелым барабанным боем. Музыка, свет и движения были синхронизированы безупречно.
— Это идеально, — пробормотала я. — Как ты думаешь, сколько попыток им потребовалось, чтобы добиться такого совершенства?
— Я не знаю.
Я прислонилась к его руке, моя голова коснулась его плеча. Он не отодвинулся и не оттолкнул меня, поэтому я не сдвинулась с места.
— Думаю, идеальность переоценивают.
— Согласен.
— Когда я была ребенком, я очень злилась, когда что-то было неидеально. Например, если я рисовала картинку и ошибалась, я не могла просто стереть ошибку или жить с ней. Мне приходилось брать новый лист бумаги и начинать всё сначала.
Вокруг меня лежали кипы скомканной бумаги, а по лицу текли слезы, потому что я не могла сделать правильный рисунок.
— Я не знаю, что произошло, и почему я это сделала, — сказала я. — Однажды я пыталась нарисовать папе открытку ко дню рождения. Он любит лошадей, и когда я спросила его, что он хочет получить в подарок на день рождения, он сказал, чтобы я нарисовала ему лошадь. Ты когда-нибудь пытался нарисовать лошадь?
— Нет.
— Ну, поверь мне. Это трудно. У меня не получалось. Я всё пыталась и пыталась. Я просто хотела подарить ему эту лошадь и порадовать его. И у меня была специальная бумага, очень плотная. Как они называют такую бумагу?
— Картон.
— Да, картон. Его трудно скомкать, поэтому я разрывала свои поделки пополам. В общем, я была на последнем листе и испортила лошадь. Но бумаги у меня больше не было. Поэтому я стащила коробку с красками Талии из ее спальни и закрасила свою уродливую лошадь. Это были просто беспорядочные цветные вихри, но я покрыла всю страницу, до самых краев. К тому времени, когда я закончила, краска была повсюду. Талия рассердилась, потому что я использовала ее совсем новые краски. Мама рассердилась, потому что я устроила беспорядок и размазала краски по полу. Но я любила эту открытку. Папа повесил ее в своем кабинете, хотя это была не та лошадь, которую он хотел. Она и сейчас там висит. И он не знает, что под всеми этими красивыми цветами скрывается очень уродливая лошадь.
Шоу фонтанов подходило к концу, струи воды всплескивали брызги так высоко в воздух, как только могли.
— Мне нравится совершенство, — пробормотала я. — Мне нравятся и несовершенства. Мне нравятся дикие и безрассудные моменты, которые ты никогда не забудешь.
Как сегодня.
И снова шоу закончилось слишком быстро, вода потемнела и медленно успокаивалась. Но я не была готова к спокойствию. В кончиках моих пальцев бурлила энергия. Гудела под кожей. Поэтому я отошла от барьера, вращаясь по кругу с вытянутыми в стороны руками. У меня подкосились ноги, но прежде чем я успела споткнуться, сильная рука схватила меня за локоть, помогая сохранить равновесие.
— Ух ты! — я хихикнула. — Больше я не буду кружиться. Опьянение и высокие каблуки не сочетаются.
— Хочешь вернуться в отель?
Я надулась.
— Не очень.
Мне было весело. Это была лучшая ночь за последние годы. Что-то в Вегасе, в толпе, в энергии, было освобождающим.
Сегодня не было никаких обязанностей. Никаких ожиданий.
— Ты правда пьян? — я положила руки на бедра, изучая лицо Джаспера. — Ты не выглядишь пьяным.
Он хихикнул.
— А как я должен выглядеть?
— Не знаю. — я вскинула руку. — Я никогда не видела тебя пьяным. Но большинство людей… расслабляются.
— Я расслаблен.
Я закатила глаза.
— Ты весь скован. Мы же должны веселиться.
— Я снял для тебя рубашку.
— Это правда. И это было весело для меня, — я постучала себе по подбородку. — Сделай что-нибудь. Прямо сейчас. Докажи, что ты пьян.
Глаза Джаспера снова прищурились.
— Например?
— Ну не знаю. Это же ты раньше здесь жил. Что такого спонтанного можно сделать в Вегасе?
За Джаспера ответил проходящий мимо мужчина.
— Пожениться.
Я фыркнула.
— Мы не можем пожениться.
— Почему нет? — спросил парень, продолжая идти, подняв руки.
— Да, — сказал Джаспер. — Почему нет?
2. ДЖАСПЕР
Шорох одежды, которую запихивали в чемодан, наполнил спальню отеля. Затем послышался топот босых ног, когда Элоиза на цыпочках направилась в ванную. Через несколько секунд она также на цыпочках вернулась обратно. Затем раздался приглушенный хлопок, вероятно, ее косметичка присоединилась к ее одежде. За этим последовал щелчок молнии, каждая выемка застегивалась так медленно, что было больно слышать.
Моя жена тайком сбегала.
Моя жена.
Я боролся с желанием выругаться в подушку. У меня кружилась голова. Головная боль, пульсирующая в висках, была не столько от вчерашнего алкоголя, сколько от сегодняшней утренней ситуации.
Но я
