утра, а на часах было уже двенадцать. Время обеда у нормальных людей. А у меня выходные. Я взяла отпуск в связи с болезнью отца, так что теперь отсыпаюсь вдоволь.
«Привет. Не думаю, что для тебя это что-то значит, но признаюсь, я сегодня еле уснул. Ворочался до самого рассвета, думая о тебе. Только не принимай мои слова за непристойный подкат к тебе. Думал о нашем разговоре. И как это не странно, но впервые, пытался переосмыслить все сказанные тебе слова. Не знаю, произвел ли я на тебя впечатление, но ты точно украла добрую половину моего сердца. Если ты напишешь мне сегодня, я буду очень рад. Если же нет, я пойму.»
Моей радости не было предела, но несмотря на это, я постаралась сдержать порыв. «Привет. Спасибо, приятно было читать твоё письмо. А также вчера приятно было с тобой болтать. Если мы и дальше продолжим наше общение, то я буду рада.» Вроде и сдержанно, но, в то же время, и понятно, что мне не все равно. В общем письмо я отправила, потому что чем дольше я его читала, тем больше слов в нем хотелось исправить. И с каждым разом оно все больше блекло в моих глазах. Дабы не мучиться, решила — будь, что будет. Ответ от Никиты пришёл почти мгновенно, словно он сидел все это время и ждал моего сообщения. Хотя, по сути, я даже не знаю, чем он занимается. Вчера мы разговаривали на отдалённые от профессий темы. Истории из жизни, о домашних питомцах, интересы, разобрали парочку последних фильмов, вышедших в прокат, но я ни разу не подумала спросить, чем этот человек занимается. Сегодня надо восполнить этот пробел. Но только после того, как проведаю папу. Воодушевленная взаимной симпатией, я написала о том, что мне надо в больницу и начала параллельно собираться в путь.
«Как бы это странно не выглядело, но я все же напишу. Буду скучать по тебе.»
Если честно, это прозвучало и странно, и приятно одновременно. С одной стороны, слишком быстро, а с другой, как ещё назвать мою ночную маету, как не тоска? Чем-то он зацепил и с ним хотелось общаться.
Из дома я выпорхнула окрыленная и еле сдерживала улыбку. Трудно вспомнить время, когда я ощущала нечто подобное. Однако не стоит забывать, что фотографию мне ещё никто не показал. Конечно, я не представляю своего собеседника голливудским красавцем, но надеюсь, что он и на квазимодо мало похож. Стараясь об этом не думать, я села в душный автобус и на час пути вернулась в суровую реальность. Всё та же жара. Всё те же потные и изможденные лица вокруг. Солнце без устали сжигало сухую траву и плавило асфальт. Лишь облившись водой чувствовал облегчение, но через десять секунд вода испарялась, и духота возвращалась вновь. Безусловно, это лето решило испытать человечество на прочность — как говорится, естественный отбор.
С трудом пережив проезд в общественном транспорте, я спешила зайти в прохладный больничный холл. Медработники включили кондиционеры и вентиляторы, чем сильно облегчили участь пациентов, скошенных жарой. Подходя к палате, я услышала дикий хохот и рой множества голосов. Аккуратно открыв дверь, заглянула внутрь и обнаружила весёлую компанию мужчин, играющую в карты. Папа находился во главе этой шайки. Он держал в руках чуть ли не пол колоды карт, но этот аспект его нисколько не расстроил, скорее наоборот, от души веселясь, он скидывал одну карту за одной, заваливая противника, у которого оставалось всего три карты. Да, папаня мой не любил оставаться в дурачках, поэтому всем, кто вступал с ним в бой, оставалось либо сдаться, либо с позором проиграть. Как только папа повесил на своего противника погоны, все мужики вокруг взорвались бурными аплодисментами и новой волной хохота. Кто бы мог подумать, что обычная игра в карты, может вызвать такой поток положительных эмоций у взрослых мужчин? Словно резвящиеся дети, они не обращали внимания ни на замечания людей из соседних палат, ни на укоризненные взгляды посетителей, и даже к медсестрам не прислушивались. Помотав головой, я зашла внутрь и громко позвала.
— Папа!
Вокруг все сразу стихло и все вопросительно уставились на гостью. После секундного замешательства толпа потихоньку начала расходится, и каждый спешил поделиться впечатлениями от увиденного. Папа развёл руки, приглашая меня в объятия. Я уткнулась ему в плечо и засмеялась.
— Ты неподражаем. И, как всегда, в своём репертуаре.
— Иначе, дорогая моя, здесь можно помереть не от жары, а от скуки. — Улыбнулся папа в ответ.
— Я тебе помру! — хлопнула я его легонько по плечу.
Даже представить себе такой расклад боюсь, а что со мной будет, случись такое на самом деле? Нет, я это не переживу. Маму я потеряла давно. Если бы не фотографии, забыла бы уже её лицо. Так что, кроме папы, у меня больше никого из родственников не осталось. Поэтому я стараюсь беречь его от любых невзгод, однако иногда до него сложно что-либо донести. Например: «Пап, не ходи долго по улице, можешь получить солнечный удар.» На что он мне ответил: «Конечно, дорогая!». А что в итоге? Он в больнице. И так очень часто. «Пап, не свети кошельком на улице». В конечном счёте, его украли и пришлось долго восстанавливать карточки, а их было пять штук. Или такие мелочи, как «возьми зонтик, дождь обещают». Но папе лучше лежать дома с температурой и насморком. Так он мало того, что зонтик не берет, так ещё не считает нужным переждать дождь в каком-нибудь теплом и сухом месте. Мчится под ливнем, желая поскорее добраться домой.
— Я пока и не собирался! — хохоча, проговорил папа.
— Вот и правильно!
Мы перестали обниматься, отлипнув друг от друга. Я начала выкладывать из пакета продукты, которые успела купить в магазине. — Дорогая, у нас тут есть столовая и там еда имеется, между прочим!
— Я знаю. Ну и что? Вряд-ли вам вкусняшки такие выдают. — Я как раз выкладывала любимые папины йогурты.
— О, таким нас не балуют! — Обрадовался отец, будто ребенок, хватая первый попавшийся йогурт. В ящике у него лежала чайная ложечка, которая уже находилась у него в руке и зачерпывала густой десерт с аппетитными кусочками фруктов. Глядя на папу, я почувствовала такое умиление, что хотелось снова броситься ему на шею и обнять со всей силы. Но отвлекать его от увлеченного поглощения десерта было слишком эгоистично.
— Ну что, как твои дела? — облизав ложку, проговорил отец.
— Пап, со вчерашнего дня прошло не так
