— Ааа, хорошо то, как!
Мне становится настолько противно, закрываю шторку и на цыпочках, иду к себе, чувствуя, как в глазах застывают слезы от увиденного и тех чувств, когда наизнанку вырывают душу.
[ДАВИД]
— Я очень ценю, твою преданность, Давид, но твои суммы становятся все больше! Мне, как скромному врачу они не по карману!
Я прищурился. Этот очкарик, который напротив меня пил кофе, который заказывал где-то в Бразилии, откровенно прибеднялся. Скромный врач отгрохал такую виллу, что ему можно было только позавидовать. Вот только у меня, он вызывал чувство жалости и гадливости. Бесполезный, очкастый ботаник, привыкший прятаться за чужие спины таких, как я, чтобы не замарать свои ручки, уже, итак, погрязшие в говне.
— У меня такие расценки! Я рискую, вы платите, Леонид, кажется все по-честному!
Закурил, выпустив дым колечками. Леонид, тут же замахал руками.
— Просил тебя не курить!
— Не удержался, знаете ли нервы!
Он никогда не смотрит мне в глаза. Боится. Мы оба это хорошо знаем и меня это откровенно забавляет. Он мог давно пустить мне пулю в лоб через любого из своих быков, но не сделал и никогда не сделает этого. Я ему нужен, он нуждается во мне, а не наоборот.
Встает, набирает комбинацию в стене, достает увесистую пачку денег и вернув сейф на место, кладет бабки на стол. Я демонстративно пересчитываю, хотя знаю, что там все правильно. Чтобы подействовать на него, позлить, поиграть на нервах.
— Все верно! Спасибо, Леонид!
— Я позвоню, дорогу вы знаете! И очень прошу, Давид, не звони мне сам!
Усмехнувшись, смотрю ему в глаза, которые тут же нервно бегают из стороны в сторону.
— У меня не было выбора! Вы знаете почему!
Встаю и не попрощавшись, выхожу. Дорогу я хорошо знаю, поэтому без приключений добираюсь до парковки.
— Пообщались?
Резко оборачиваюсь. Не люблю, когда кто-то стоит за моей спиной, даже если это она. А из нее очень плохой конспиратор. Духи. Роскошный аромат, выдающий ее за огромное расстояние, по которому, я узнаю, это она.
— Пообщались! — лениво отвечаю я, опять закуривая.
— Папа не курит на парковке и никому не разрешает!
Подходит ближе. Черт возьми, волосы у нее шикарные. Длинные, до жопы, моя слабость.
— Мне твой папа разрешает все!
Огромные синие глаза устремлены на меня, ресницы черные, густые, а черты лица, словно вылеплены лучшим скульптором. Алла-красавица, в этом нет никаких сомнений. Природа не обделила ее, ни внешностью, ни умом. Подходит ближе. Как идеально, как влитое на ней сидит это платье из серебристой чешуи. Облегает красивую, накачанную попку. Отвожу взгляд от слишком откровенного декольте, а девичья грудь с каждым ее вздохом, взымается все выше.
— Нравится?
Чертовка подходит почти вплотную. Я усмехаюсь. Кидаю сигарету прямо на пол и ботинком наступаю на нее.
— Охрана твоего отца, вечно ходит со стояком!
— Мне плевать! Они мне неинтересны! Ты!
Алла обнимает меня за шею, прижимается всем телом. Чувствую, как член твердеет. Эта девочка может заставить хотеть себя. Испытываю острое желание, прижать ее к себе в ответ, а потом прямо на капоте отыметь, как последнюю сучку. Но сдерживаюсь, и мягко отодвигаю ее от себя.
— Детка! Твой отец не одобрит твоего поведения! Здесь камеры!
Алла с яростью топает ногой, напоминая маленького ребенка.
— Плевать! Когда мы расскажем ему о нас?
Внимательно смотрю на нее. Умная, но все же такая наивная. Что можно рассказать? Как она хорошо делает горловой миннет и я трахаю ее раком… Увлекательное начало, я бы застрелил на месте ее отца, но он не сделает этого. Попытается решить проблему по-другому, только мне совсем не нужно терять его и его деньги, даже из-за того что его доченька хороша в постели. Это не такой весомый аргумент чтобы лишиться бабла.
— О нас? Алла! Детка, не сходи с ума! Старику, пока знать необязательно! Он нам нужен!
Алла вновь обняла меня, а я не оттолкнул. Странное ощущение. Нужна? Нет. Никто не нужен. Тем более такой типаж баб. Я псих одиночка, Отшельник, как меня называли еще когда лежал в психушке. Безжалостный ублюдок, в котором нет ничего. Даже эти предельно чистые голубые глаза, не могли растопить мое сердце. Его просто не было. Кусок гранита. Пальцы перебирали ее белокурые волосы, а внутри ничего не было. С легкостью мог свернуть ей шею и не пожалеть. Ее было хорошо трахать, а еще она, как и я во многом была без тормозов. Лишенная всего, всех принципов. Я знал, что, Алла любит деньги, секс и счастливую комфортную жизнь. С ней было легко, но не более того. Рассмеялся в голос, под ее удивленный взгляд.
— Ты чего?
— Представляю лицо твоего бати, если бы увидел, как я деру тебя!
Уголки пухлых губ Аллы расплылись в улыбке.
— Почему ты не можешь предположить к примеру, что я в свадебном платье, а ты мой муж?
От этой картины стало не по себе. Муж, семья… Я в это не верил, предпочитая жить и работать в уединении. Не видел рядом с собой друзей, никого. Тем более баб.
— Я не вижу такой картины, и ты еще очень молода для семейной жизни, детка! Поверь мне!
Отстранив от себя девушку, открываю дверь машины.
— Мне не хватает тебя! Слышишь?
Алла капризно надувает губы бантиком, весь ее вид говорит, что капризный избалованный ребенок не получил желаемое и сейчас обозлен на весь белый свет.
— Много работы! Словимся, детка!
Я сажусь в машину, посылаю ей воздушный поцелуй и трогаюсь с места. Не люблю все эти красивые слова, сопливую заезженную романтику. От этого начинает тошнить, в прямом смысле выворачивать наизнанку. У нее все есть, ей не нужно думать, как заработать себе на хлеб. Избалованная девчонка, привыкшая думать лишь о себе. Что нас связало? Да, ничего. Ее роскошное тело, вначале казавшееся мне привлекательным, а сейчас поднадоешившим. Я не видел свое будущее с кем-то, тем более с Аллой Фельдман, дочерью своего заказчика. Да и он будет не в восторге, и я ей ничего не дам, и сам не вижу ее рядом с собой. Никого не вижу. Неспроста меня назвали Отшельником, я привык к образу психа одиночки, мне был не нужен никто. Воспоминания из детства уходили на задний план, но все же периодически просыпались, будоража память и старые травмы. Выжигающей дотла болью. Хотелось есть, и я, стоя под дождем за воротами богатого дома, жадно смотрел на то, как мне что-то вынесут. Кинут кусок хлеба, как собаки. Опять искать ночлег, чтобы не намокнуть окончательно. Страх? Нет его не было, он давно пропал. Только чувство голода и обостренное чувство справедливости, почему так… Как жить дальше? Скорее выживать, а не жить. Резко поднимаю глаза, и непроизвольно затормаживаю. По обочине, медленно плетется тоненькая прозрачная фигурка, намокшая до нитки. А проезжающие машины, равнодушно проносятся мимо. Вглядываюсь. Ребенок? Не похоже. Девчонка лет пятнадцати не больше, зябко ежась, идет по дороге, пытаясь укрыться от проливного дождя. Что-то подсказывает мне остановиться, сам не знаю, что, но внутренний голос, твердит что должен.
