немного? – нахмурился Урган.
В последние три дня бомбежек почти не было. Пришельцы, за предыдущую неделю разрушив все мало-мальски крупные города в округе и около половины сел и деревень, казалось, потеряли интерес к району Нейсе. Урган даже начал надеяться, что самое худшее уже позади.
– Немного и есть, господин полковник. Пять или шесть бомб. Никакого сравнения... О подробностях наблюдатель не сообщал. Согласно вашему приказу...
– Я уже отправила туда связного, – спокойно добавила Лика Ранси, со щелчком вставив на место затвор. – Часам к двум вернется.
– Хорошо, – коротко кивнул Урган.
Он сам требовал от связистов максимальной лаконичности. Запасы батареек для раций тоже надо было экономить: пополнить их было негде.
– Господин полковник! – вдруг вспомнил Раро. – Прошу прощения, забыл. Вас главный врач городской больницы дожидается. Говорил, правда, ничего особо срочного...
– Сейчас узнаем, – Урган поднялся из-за стола. – Старшина, завтрак тогда занесете ко мне в кабинет, чуть позже.
Главный врач выглядел усталым и каким-то поникшим.
– Я хотел бы посоветоваться с вами, господин полковник, – неуверенно начал он.
– О чем же?
Урган был удивлен. За последние дни он неплохо узнал этого немногословного пожилого человека, классного хирурга и хорошего администратора, имевшего еще с той войны звание подполковника медицинской службы. До этого момента, ему, казалось, были чужды какие-либо сомнения или нерешительность.
– Вчера мне доставили одного больного, – продолжил врач. – Он в плохом состоянии и нуждается в срочной операции. Но для нее нужно на два-три часа задействовать аппаратуру, работающую от электросети...
– У вас проблемы? – озабоченно спросил Урган. – Что-то не в порядке с вашим генератором?
– Он в порядке. Но я не знаю, могу ли я позволить потратить три часа его работы на этого пациента.
– То есть? – Урган все еще не понимал, куда он клонит.
– Этот пациент – старый, больной человек. Он нуждается в постоянном уходе и лекарствах. К тому же он из Сарне, не нашего района...
– Какая разница? – вздохнул Урган. – Все они теперь наши...
Он и сам не знал, как далеко (в пространственном смысле) простирается его власть военного комиссара района Нейсе. Что-то вроде неправильного пятна радиусом тридцать-сорок километров, с запада ограниченного зоной смерти вокруг корабля пришельцев. Маленькая территория, где полиция, несмотря на бомбежки, худо-бедно продолжала следить за порядком, раненые и больные получали какую-то медицинскую помощь, для многочисленных бездомных кое-где устраивались временные жилища и даже рылись землянки, а потерявшие средства к существованию горожане получали скудный паек из военных запасов и складов госрезерва. Иногда Ургану казалось, что он здесь совершенно не при чем, даже как символ, просто люди сами цеплялись за последние остатки мирной жизни вокруг них.
– Господин полковник, не делайте вид, что ничего не понимаете, – строго сказал главный врач. – Я говорю именно о том, чтобы отменить операцию и обречь этого больного на смерть, сохранив высвободившиеся ресурсы для кого-то другого.
После этих слов на короткое время наступила тишина. Главный врач и Урган смотрели прямо в глаза друг другу.
– Что у него? – наконец спросил Урган.
– Думаю, это не так важно. И дело вовсе не в этом.
– Знаю. Неужели положение уже настолько плохо?
– Оно стремительно ухудшается, и я ничего не могу с этим поделать. У нашего генератора остался запас горючего на семьдесят четыре часа. Мы стараемся включать электричество как можно реже, но все равно в среднем набирается около часа в сутки. Через два месяца он остановится навсегда.
– Для вас горючее всегда найдется, – сказал Урган.
– Но и у вас запасы скоро подойдут к концу. Увы, но на нашей территории нет никаких источников нефти.
– Один из инженеров пообещал переделать дизельные электростанции на паровые генераторы, работающие на угле или дровах.
– Вы сами знаете, как мало у нас и того, и другого. Но энергия – еще не главное. Мы умеем работать и при свечах. Хуже с лекарствами. Проклятые бомбежки сократили наши запасы более чем наполовину, и того, что есть, не хватит и до середины зимы. Я, конечно, рад, что вы мобилизовали всех бабушек-травниц в округе, но никакие травы не заменят антибиотиков или противостолбнячной сыворотки. Понятно, что я могу привести еще десятка три наименований.
– Один ваш коллега пару дней назад потребовал отправить транспорт в Тамо на аптечные склады, – веско сказал Урган. – И даже передал мне выписанное по всем правилам требование на полтонны различных медикаментов.
– Я понимаю вас. Но поймите и вы меня. На фронте мне неоднократно приходилось выбирать, кто из моих пациентов будет жить, а кто – нет. И мне чертовски это не нравилось. Когда мне предложили пост главного врача здесь, я решил для себя, что больше никогда не встану перед таким выбором.
Урган согласно кивнул. Трудами именно главврача городская больница в Нейсе имела такой набор оборудования, которому позавидовал бы любой столичный госпиталь. Сейчас четырехэтажное здание больницы походило на развалину – без крыши, с выбитыми окнами и следами пожара, но операционные, расположенные на первом этаже, не пострадали, и больница продолжала прием пациентов.
– Вы больше не можете делать такой выбор? – тихо спросил Урган.
– Нет. Что-то во мне изменилось за эти мирные тихие годы. Это глупо. Я знаю, что предпочел бы сохранить горючее или лекарства ради спасения жизни роженицы... или молодого парня, у которого впереди... А впрочем, черт его знает, что у него впереди! Но я, черт возьми, помню, как мне приходилось оперировать под обстрелом и почти в темноте, не имея в достатке даже бинтов! Тогда у меня умирало трое раненых из десяти, хотя двух из них я мог бы спасти! Да, я хочу оттянуть это время, как только могу! Проклятье! Через месяц я не смогу давать больным даже наркоз! И я, черт возьми, прихожу к вам, вам, человеку младше меня на двадцать лет, и требую, чтобы он сделал этот поганый выбор за меня!
– Подождите, – перебил его Урган. – Не корите себя. Я не обещаю невозможного, но постараюсь помочь. Хотя бы с наркозом.
– Да нет, – врач устало потер виски ладонями. – Это я постарел. Укатали сивку крутые горки... Нет, я не собираюсь уходить в отставку. Простите, полковник.
