Их отца звали Дэвид Борн. В настоящее время он был профессором факультета востоковедения, а в прошлом был членом пресловутой таинственной «Медузы», можно сказать живой легендой — наемным убийцей Джейсоном Борном.
— Мы знали, что это когда-нибудь обязательно произойдет, — сказала Мари Сен-Жак-Вебб, канадка по происхождению, экономист по образованию и, по стечению обстоятельств, спаситель Дэвида Вебба. — Это было лишь вопросом времени.
— Это ненормально, от этого просто можно сойти с ума, — ответил ей громким шепотом Дэвид Вебб, стараясь не разбудить детей. Даже его шепот выдавал необычайное напряжение, охватившее его.
— Все уже давно похоронено и забыто. Максимальная надежность архивов и все прочие заслоны. Каким же образом они вышли на Алекса и Мо?
— Пока мы еще не знаем этого, но Алекс уже начал разбираться с ситуацией. Лучше Алекса никто здесь не разберется, ты же сам говорил это.
— Он засветился, и теперь он все равно что покойник, — хмуро прервал ее Вебб.
— Еще рано так говорить, Дэвид. В своем деле он лучший во все времена. Это твои собственные слова.
— Он был таким, когда-то, тридцать лет назад в Париже.
— Это потому, что ты тогда оказался лучше его…
— Вовсе нет! Тогда я не знал даже, кто я такой, а о сведениях, которыми располагал он, я и понятия не имел. Это он сделал из меня то, чем я был, можно сказать, что я жил по его сценарию. Сам я не смог бы ни черта… Он и сейчас лучший. Он спас нас с тобой тогда в Гонконге.
— Значит, оба мы думаем одинаково. Следовательно, мы в хороших руках.
— Алекс — да. Но не Мо. Боже мой, можно считать, что этого прекрасного, милого человека уже нет. Они достанут его и прикончат.
— Он ничего им не скажет. Ляжет в могилу с закрытым ртом.
— Он ничего не сможет сделать. У него не будет такой возможности. Они накачают его амиталом до полубессознательного состояния и смогут записать на пленку хоть историю всей его жизни. А потом убьют его и придут за мной… за нами. Поэтому-то тебе и детям нужно уехать отсюда. Куда-нибудь на юг, на Карибы.
— Детей мы отправим , дорогой, но я останусь.
— Хватит, Мари. Не будем об этом. Мы уже обо всем договорились, когда родился Джеми. Потому-то мы залезли сюда, в эту медвежью дыру, со всеми потрохами и фактически купили душу твоего младшего братишки, чтобы он присматривал здесь за хозяйством… Он молодец, сработал на все сто. Сейчас, благодаря ему, мы имеем половину пая в процветающей гостинице, находившейся некогда в конце грязной проселочной дороги на Богом забытом островке, о котором никто и не слышал до тех пор, пока здесь не высадились на гидроплане канадские промысловики.
— Джонни всегда был оборотистым парнем. Папа говорил, что он может всучить тебе занюханную телку под видом первоклассного бычка, да так ловко, что ты даже и не подумаешь о том, чтобы заглянуть ей под хвост.
— Просто он любит тебя и детей… Я рассчитываю на него, хоть он довольно дикий… так или иначе, я доверяю Джонни.
— Хоть ты и разбираешься в людях, но за дорогой все же надо следить. Ты только что проехал поворот к мотелю.
— Вот черт! — вполголоса выругался Вебб, тормозя машину и разворачиваясь назад. — Завтра! Ты, Джеми, Элисон и Джонни едете в аэропорт Логана. И вперед, на острова!
— Мы еще поговорим об этом, Дэвид.
— Не о чем говорить!
Вебб несколько раз глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки.
— Я уже бывал здесь, — добавил он тихо.
Мари посмотрела на мужа. Его на удивление спокойное лицо было покрыто глубокими тенями в тусклом свете приборной доски. То, что она увидела, испугало ее даже больше чем близкий призрак Шакала. Вежливого, мягкого преподавателя здесь больше не было. Она снова смотрела на того человека, тень которого, как легкомысленно они считали, испарилась из их жизни навсегда.
Глава 2
Сжав покрепче трость, Александр Конклин, прихрамывая, вошел в конференц-зал ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния. Он остановился неподалеку от длинного массивного стола, достаточно просторного для размещения тридцати человек. Сейчас за этим столом сидели только трое. Председательствовал седовласый дэ-це-эр,[1]директор центральной разведки. Ни он, ни два его заместителя не выразили особого восторга при виде Конклина. Приветствия были официальными и холодновато-вежливыми. Вместо того чтобы подсесть к троице официальных лиц, Конклин выдвинул стул у дальнего конца стола и уселся на него, с громким стуком прислонив к столешнице свою трость.
— Приветствия окончены, переходим к делу, джентльмены?
— Мне кажется, вы сегодня не слишком-то любезны, а, мистер Конклин? — заметил директор.
— То, что я сейчас собираюсь сказать, вряд ли отнесешь к любезностям, сэр. А именно: мне хотелось бы знать, почему нарушены правила абсолютной секретности, параграф четыре-ноль, и был позволен доступ к информации с наивысшим уровнем защиты, что подвергло опасности жизни нескольких человек, в том числе и меня?
— Это очень грубое нарушение правил… ты понимаешь, о чем говоришь Алекс? — взволнованно воскликнул один из заместителей.
— Грубое и непростительное! — добавил второй. — Подобного просто не могло произойти, и ты это знаешь.
— Это произошло, и теперь я ничего иного знать не хочу, но то, что это ни в какие ворота не лезет, вот с этим я согласен, — ядовито заметил Конклин. — Один из отсутствующих здесь людей, его жена и дети, гражданин этой страны, которой большая часть мира задолжала больше, чем способна когда-либо заплатить, должен бежать, прятаться, каждую секунду с ужасом понимая, что он и его семья теперь лишь мишени в тире. Мы дали ему слово, все мы, что ни одна страничка из этих документов не увидит свет до того дня, когда будет известно наверняка, что наемный убийца Ильич Рамирес Санчес, известный также под кличкой Карлос, Шакал, умер… Я знаю, что вы мне можете сказать, я и сам не раз слышал те же сплетни, что и вы, может быть из тех же, а может быть из лучших источников, про то, что Шакал был убит или казнен там-то и там-то, но ни один из этих слухов, повторяю, ни один, не оказался подтвержденным неопровержимыми доказательствами. Теперь некая часть секретных данных, очень существенная и значимая часть, вышла наружу и это сильно задевает меня, потому что там есть мое имя… Мое и доктора Панова, главного психолога по этому делу. Мы единственные, повторяю, единственные, кто имеют выход на никому неизвестного ныне человека, бывшего когда-то Джейсоном Борном, что направляет на нас первый удар Карлоса в затеянной им убийственной игре. Каким образом такие данные выплыли наружу? В соответствии с правилами, если кто-то желает получить доступ к какой-то части сведений подобного рода, хоть из Вашингтона, хоть из Государственной комиссии или Объединенного Комитета, он должен пройти через кабинет директора и его главных аналитиков здесь, в Лэнгли. Они должны вникнуть во все детали запроса, и даже если они будут убеждены в его целесообразности, все равно остается еще один этап. Это я сам. Прежде чем доступ будет разрешен, необходимо связаться со мной, но в данном случае я был вне пределов досягаемости. Доктор Панов был доступен и любой из нас отверг бы любой запрос… Таковы дела, джентльмены, и никто не разбирается в этих правилах глубже меня, потому что я был один из тех, кто составлял их, здесь же в Лэнгли, потому что это место я знаю лучше всего, проработав двадцать восемь лет в сфере засекречивания информации. Эти правила были тем последним, чем я занимался, они были официально согласованы с Президентом Соединенных Штатов и членами Конгресса и прошли через комитеты по секретности и разведке в Белом Доме и Сенате.
