ледяную женщину из себя.
- Не ожидала…
Ей к лицу этот темно-синий, в черноту, цвет. Он подчеркивает белый снег волос и тот фарфоровый оттенок кожи, который пудра лишь испортит. Княжне Одинцовой даже морщины к лицу.
- Я тоже очень рада вас видеть, - ответила я. – Здесь так… интересно. Честно говоря, не собиралась, но Бекшеев принял приглашение. А я, стало быть, с ним.
Чуть склоненная голова.
А глаза бледные, выцветшие.
- Слышала… о вас, - осторожно произнесла княгиня. – Разное… времена ныне… более свободные.
Это она сожалеет?
Или завидует?
- А здесь почти ничего и не изменилось, - перевожу тему. – Дом все так же великолепен.
- Это уже усилиями Ольги. Что ж, рада встрече. Но, кажется, я вижу там…
Кого она там в толпе увидела, не знаю, главное, убралась подальше. И Ольга выдохнула. А я посмотрела на нее с удивлением.
- Эта женщина ввергает меня в ужас, - призналась Ольга.
- Пройдет. Со временем, - я смотрю вслед княгине, которая переходит от одной группы людей к другой.
- Вряд ли. Когда она смотрит, я чувствую себя… самозванкой.
- Главное, чувству не поддавайся.
- Сначала я тебя ненавидела.
- Меня? За что?
Мы даже знакомы не были. И теперь не особо. Просто стоим, точнее медленно ходим от одной кучки людей к другой. Ольгу приветствуют, кланяются, и она кланяется в ответ, бросая слово-другое. Приветливо улыбается. Играет с бокалами, переставляя с подноса на поднос, создавая иллюзию того, что пьет и веселится.
Никогда не понимала, какой ненормальный может воспринимать происходящее, как веселье.
- Мне тогда только и говорили, что о тебе…
- Кто?
- Все… не она, нет. Сестры…
- Дуры, - честно ответила я. – И кузины не лучше. И их подруги туда же…
Ольга странно на меня посмотрела.
Нет, и вправду дуры… то есть, это я теперь понимаю. Тогда же наивно полагала, что они там все – возвышенные и тонко чувствующие, вынужденные сосуществовать с таким чудовищем, как я. Учить его. Развивать. И превращать в человека.
Я даже старалась превратиться.
Тупиковый путь. Вот только понимаю я это здесь и сейчас.
- Ты мне лучше про дело, - говорю и прямо спиной чувствую любопытные взгляды. И главное, смотрят на нас так, с ожиданием и едва ли не с надеждою. Ага, старая жена и новая.
Под ручку ходят.
Хотя… чего еще от блаженных ожидать.
- Так на кого смотреть-то?
- На жениха. Одинцов представит вас. Потом за ужином посадит рядом…
Чую… будет интересно.
Жених мне не понравился. Вот бывает так, что видишь человека впервые в жизни, а что-то да подсказывает тебе, что мудак он редкостный.
Даже если в костюме.
Костюм был сшит на заказ и явно не в мастерской, что на рынке. И ткань, и фасон, и исполнение говорили о немалых деньгах. О них же намекал камень в булавке галстука.
И общая холеность облика.
С Одинцовым он держался на равных, а вот Бекшеева смерил взглядом, в котором мелькнула капля… брезгливости? Но при том руку пожал. И сказал что-то такое, вежливо-равнодушное. Я рукопожатия не удостоилась, как и взгляда.
А Одинцов это заметил.
И отметил.
Чуть прищурился, а еще пальцами на руке пошевелил, словно разминая. Стало быть, тип этот и ему не нравится, причем категорично.
Невеста же показалась блеклою и хрупкою, словно былинка. И главное тоже странно. Платье на ней из числа дорогих, но почему-то кажется, что платье это она стащила, поскольку не подчеркивало оно достоинств фигуры. Скорее уж наоборот, создавало ощущение, что этих самых достоинств в фигуре вовсе нет. Тонкость.
Какая-то детская плоскость.
Торчащие ключицы. И нить крупного жемчуга меж ними. Такую скорее княгине вдовствующей носить, а не молодой девчонке. Волосы зачесаны гладко. И ободок тиары, чересчур громоздкой и яркой, давит на голову.
Тонкая шея.
Тяжелые серьги. И ощущение, что девочка добралась до маминой шкатулки с украшениями.
А еще взгляд. Растерянный и глубоко несчастный. И только когда к Ниночке поворачивался её жених, она преображалась. Она словно вспыхивала под его взглядом, и этот внутренний свет делал её, если не красавицей, то почти.
На меня она внимания не обратила.
И не только на меня.
Кажется, во всем этом доме, полном людей, Ниночка видела лишь своего Анатолия.
Анатолий.
Я повторила имя про себя и поняла, что оно мне все равно не нравится. Да и сам этот тип… если Одинцов по какой-то своей надобности решит его убрать, то я определенно помогу спрятать труп.
Глава 2 Змеиный танец
Глава 2 Змеиный танец
«Дважды в год гады ползучие играют свои свадьбы. И первый раз – на Змеевик [1] , а второй – накануне Ставрова дня [2] . Тогда-то змеи все начинают собираться в преогромные кублища. Переплетаясь, перевиваясь друг с другом, они шевелятся и шипят, упреждая всякого, кто посмеет приблизиться, что не след тревожить змеиную свадьбу» [3]
«О приметах народных»
Бекшеев чувствовал себя в высшей степени неловко.
Нет, это не мешало ему включиться в игру высшего света. Улыбки. Приветствия. Ничего не значащие слова. О погоде. Урожае. Политике.
Лица.
Люди.
Тщательно выверенный узор движений. И от этого начинает ломить в висках. Почему-то появляется слабость, от которой он, казалось, давно избавился. А теперь и пальцы на руке мелко подрагивают. И возникает трусливое желание сбежать, отговорившись здоровьем.
Надо успокоиться.
Это… его не касается. Взгляды. Разговоры. Права Зима. Пусть себе говорят. Слова – лишь пустое сотрясение воздуха. И взглядами спину не намозолят.
- Мне тоже несколько не по себе, - Анатолий, которому Бекшеева представили, держится с вежливой отстраненностью, но предлога отойти и оставить хозяина пока не придумал. – Признаться, отвык я от подобных собраний. Нет, не подумайте, я благодарен. Вы столько всего сделали и продолжаете делать для моей Ниночки.
И прикасается к руке этой самой Ниночки, которая от прикосновения расцветает. На губах её появляется улыбка, и сама она тянется, как цветок к солнцу.
Он и есть её солнце.
А она?
- Я давно не выходил в свет, - приходится отвечать. Это правильно и вежливо. А еще разумно – разговор стоит поддержать. Когда люди говорят, услышать можно многое, если не ограничиваться одними лишь словами.
- Дорогая… - княгиня Одинцова, несмотря на возраст, великолепна. – Ах, Анатолий, я украду у вас нашу красавицу. Я просто обязана представить
