Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Вопрос был задан, и ответ, как чувствовал Андрей, находится где-то рядом. Потому он упорно размышлял, благо времени было много, а ноги сами отмеряли шаги по дороге. Только сейчас мозг, вернее то, что можно назвать «автопилотом», принял самостоятельное решение, внося свою поправку в выбранный курс.
— Зачем огибать такую широкую долину по тропе, что петляет по склонам, по камням?! Пойду прямиком, с полем сейчас ничего не будет. Чай, хлеб селяне давно скосили!
Андрей подобрал первое, пришедшее на ум, но единственно правильное, на его взгляд, решение. Проделывать большой крюк отставному майору не улыбалось, и так пар валил струями от одежды — он даже стал запыхаться от быстрой ходьбы.
И снова принялся размышлять о наболевшем, благо ноги сами трудились, отсчитывая шаги по белому снежку, из-под которого в ответ щедро хлюпала грязь, намытая недавними дождями.
«Сотник гулямов про мой возраст сразу же спросил, чуть ли не первым вопросом! Что, просто вот так поинтересовался, от балды?! Нет, Мила меня ночью тоже спрашивала, а я, как телок, размягчился в ее объятиях, слюни распустил и все выболтал.
Ох, и хитры Евины дочки! И в замке она сонного зелья подсыпала, по крайней мере, мой оруженосец Арни на ее совести. Теперь понятно, как словацкие замки арабы брали!
Это какой-то самый натуральный „троянский конь“ в женском обличье, право слово. И охотились они за командором, только меня за самозванца приняли. Причем обоснованно — откуда им знать было, что я есть новый „Лжедмитрий“.
Тевтонам за мою жизнь уплатили, хотя те плевать на это хотели. Но важен сам факт! Зачем я им нужен живым, почему они не только не хотят меня убивать, но и другим не дают?
И умно поступили, доставив меня именно сюда, а не отпустив обратно в „Три дуба“. Ведь алиби, по сути, подготовили. Там бы я на вопросы отвечал — почему обратно вернулся? Где Милица? А так все просто — в дороге был, а женщину по делу отправил. И никто вопросов не задаст — ибо это есть тайна ордена, а я его „хранитель“. Хм…
А ведь они не только просчитали, но и наверняка знают что-то очень важное. Но что?!»
Никитин резко остановился, словно вкопанный, от внезапно пронзившей его душу смутной догадки, тут же стремительно ускользающей из мозга куда-то вниз, чуть ли не в живот, который мгновенно пронзил ледяной холод.
— Твою мать! Какой же я баран!
Критическое замечание относилось не к собственным интеллектуальным способностям, а к той дури, которая у всякого русского бьет через край. Положение отставного офицера сейчас стало не просто серьезным, смертельно опасным, причем в самом прямом смысле слова.
— На хрена меня в трясину понесло!
Андрей утопал в ледяной вонючей жиже, которая настолько быстро поглотила его по грудь, что он не успел толком осознать это. Как и то, что одежда только сейчас стала медленно намокать, обволакивая разгоряченное от ходьбы тело лютым холодом.
— Идиот!
Теперь ему стало ясно, что дорога по склону гор была проложена не просто так и не пашню обходила, а эту гнусную болотину, куда он дуриком влез, чуть ли не на самую середину, воспользовавшись тем, что первый ночной морозец прихватил сверху грязь, а выпавший снежок надежно замаскировал смертельно опасную ловушку.
— Как же я попал!
Ноги словно схватили в тиски, он не мог ими даже пошевелить, и какая-то сила тащила вниз, несмотря на все его отчаянное барахтанье. Он дергался, матерился и плевался, но положение от этого не только не улучшилось, но еще больше усугубилось.
Теперь Андрей не просто утоп по шею — проклятая, вонючая до омерзения липкая грязь облепила ему все лицо, залила глаза, лишив возможности видеть. В таком положении он еще не был ни разу в жизни, и отчаяние придало ему сил.
— Хана…
Силы внезапно иссякли, он даже не представлял, сколько времени он боролся с трясиной.
Но теперь все — безвольно раскинув свои руки в стороны, словно расстрелянная картечью птица, Андрей мысленно попрощался с жизнью. Смерть в омерзительной жиже его хоть и ужасала, но майор сражался до конца, пока полностью не обессилел.
Вскоре предстояло принять неизбежное, без скулежа и причитаний, как надлежит воину. Ведь главное не только жить достойно, нужно и погибать с гордо поднятой головою.
— Писец!
Никитин выплюнул забившую рот жижу, на секунду с горечью пожалев, что лучше утонуть в воде, а тут запашок как в канализации. Недаром самураи себе делали харакири, сеппуку то есть, при свете солнца, вдыхая запах чистого воздуха, любуясь на солнышко.
Эстеты эти японцы, мать их за ногу! Их бы в это дерьмо, с головою по макушку окунуть, чтоб рвало от тошноты, наизнанку выворачивало. Да еще глаза с ноздрями этой мерзостью намазать — вот тогда бы они поняли, что ритуалы не выбирают!
Это им не игрушки — фигушки показывать!
— Боже мой! Помоги!
Слова вырвались непроизвольно. Андрей, ожидая, как в его торчащий на поверхности рот вольется омерзительная жижа вместо живительного последнего глотка воздуха, с немалым изумлением понял, что дальше в глубину он не погружается.
Более того — что-то довольно крепко поддерживало его спину, не давая ей проваливаться вниз. Да и ноги неожиданно освободились от тисков и теперь медленно, по сантиметру, преодолевая густую вонищу, устремились к поверхности.
— Ух ты, подействовало!
Столь быстрая помощь на его отчаянный призыв к небесам привела бывшего офицера (что одно время в молодости являлся заядлым атеистом и этим бравировал, но только до первой войны и пролитой крови, после которой чуть ли не все военные моментально обращаются к Богу) в глубокий религиозный экстаз.
Никитин принялся с необычайной торопливостью читать все молитвы, которые помнил — и на латыни, и на церковнославянском, сочетая их с призывами на чисто русском языке. Ведь когда прижмет, поневоле вспомнишь очень многое…
— Ну надо же!
Сколько времени прошло, Андрей не помнил, так же как и не ощущал своего окаменевшего от холода тела. Утреннее пробуждение показалось ему сейчас нахождением в хорошо протопленной баньке, а ведь он еще жаловался. Недаром говорят, что все познается в сравнении!
Только сейчас он понял, почему еще не утонул в трясине, а лежит на ее поверхности наподобие Андреевского креста, раскинув буквой «Х» ноги и руки по сторонам.
Плащ, свернутый в рулон, в туго завязанном кожаном мешке, несмотря на полпуда тяжести в виде золота, сыграл роль поплавка. Так же как и штаны из того же материала, надувшиеся воздушным пузырем, вытянули его ноги на поверхность.
Правда, без добротных сапог, которые своими золотыми рыцарскими шпорами зацепились за какую-то корягу. И очень кстати, что попали именно на нее — ведь благодаря этому ему и удалось их сдернуть с ног.
«Если я так и буду неподвижно лежать, то вскоре одубею окончательно. Нужно хоть как-то пошевелиться и вытереть лицо — а то ни хрена не вижу!»
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
