чародейного, что могло бы помочь нам с деньгами. Подумала было, не поговорить ли о чарах с Филлис или Фрэнсис, но решила, что мама может рассердиться, если я расскажу им о наших делах.
В ящичках мне попались довольно занятные вещи:
Немного сухой лаванды
Два дохлых паука (фу-у-у!)
Сушёная омела
Сушёный живокост или адамова трава
Сушёные ягоды бузины (вонючие)
Всякие разноцветные свечки
Разные яркие шёлковые мешочки
Жёлуди
Немного старой жвачки
Много красивых цветных кристаллов
Бумажная звезда, на которой было что-то написано маминой рукой
Я как раз заканчивала разбирать одну коробку, когда наткнулась на эту звезду. Она была довольно большой — полагаю, примерно с ладонь взрослого человека, — и зелёной. Посередине был большой круг с фразой «Список пожеланий», и от этого круга, как маленькие отростки, отходили линии, ведущие к словам «безопасность», «самоуважение», «уверенность», «независимость», «свобода».
Два последних слова меня напугали. Я точно не знала, что означает «самоуважение», но знала, что такое свобода и независимость. Звучало так, будто ей хочется быть самой по себе, свободной ото всех нас. Как такое возможно?
Я ненадолго застыла, стараясь осознать то, что обнаружила, а ещё пытаясь не впадать в панику и унять дыхание, участившееся от тревоги. Мне было страшно, и я злилась на то, что разузнала.
Правду говорят, что если ищешь, то тебе может не понравиться, что ты найдёшь. Неужели наша мама была так несчастна, что ей хотелось быть свободной, быть одной, без меня, Лоис и папы? Я быстро прокрутила в голове последние несколько месяцев. Ей до смерти надоело сидеть без работы, да и похоже, папа всё больше её раздражал. Но когда она была со мной и Лоис, у нас всё было в порядке, как обычно. Она забирала нас из школы, не скупясь на улыбки. Иногда мы шли домой пешком и смеялись, проходя мимо «толстопопого дерева». Мы отклячивали свои попы, чтобы стало похоже на смешную форму того дерева, а мама фотографировала. Она помогала мне с домашкой и слушала, когда я читала ей на ночь. Было непохоже, что её переполняет желание пожить другой жизнью.
Затем я припомнила Сару Джейн, одну из девочек в нашем классе. Её мама всегда забирала её из школы, почти каждый день, и никогда не выглядела печальной или недовольной своей жизнью. А потом, на прошлое Рождество, её спешно увезли в больницу. Она не сломала ни одной кости, ничего такого, так что никто из нас толком не знал, что случилось.
Я помнила, как мы в школе все вместе делали для Сары Джейн открытку с солнышками и радугами, где было написано: «Мы надеемся, твоя мама скоро поправится».
Мистер Боббин, наш учитель религии, терпеливо объяснил нам, что иногда людям бывает плохо не снаружи, а изнутри и такой недуг не всегда заметен. Слава богу, её мама и впрямь поправилась. Она выписалась из больницы и по-прежнему забирает Сару Джейн и её младшую сестру Сашу, но выглядит такой худой и хрупкой, будто может сломаться, если не будет осторожна. У неё ещё есть маленький чёрный пёс, который вечно за ней ходит. Он ждёт её за воротами школы, но не всегда: наверное, иногда его оставляют дома. Все эти мысли крутились у меня в голове. Неужели мама хочет нас бросить? Окей, я справлюсь, подумала я, сделав глубокий вдох и стараясь не обращать внимания на резь в животе. А как же Лоис? Она ходит за мамой тенью, всё бы ей обнимашки да поцелуи, и если мама уезжает с ночёвкой к своей сестре в Лондон, Лоис безутешна. Перед папой она строит из себя храбрую девочку, но от меня она требует столько внимания и поддержки, что мне невмоготу такая ответственность — присматривать за ней. Я люблю Лоис, она моя младшая сестра, но иногда она бывает знатной занозой в заднице.
Нет, я была уверена, что мама не хочет сбежать и бросить нас. Я чувствовала, что она меня любит, она была тёплой, ласковой мамой, у которой всегда находилось время поговорить с нами. Я решила, что с этого момента мне нужно хорошенько присматривать за ней. Вдруг я смогу заметить какие-нибудь странные признаки, которые могла упускать раньше.
Я быстро сложила всё обратно в коробку, осторожно отпихнув дохлых пауков в угол носком ботинка.
4. Поразительное открытие
В тот вечер за чаем я не спускала глаз с мамы.
Та напевала себе под нос, накладывая в миску рисовый пудинг для Лоис.
Она явно выглядела как обычно.
Я решила прощупать почву.
— Мам, тебе нравится здесь жить? — смело спросила я.
Вид у мамы стал слегка удивлённым:
— Ну что за вопрос, Розмари. Конечно, нравится, это мой дом.
Я поднажала:
— Скажем, ты бы хотела пожить где-нибудь ещё, если бы могла?
— Нет, — с лёгким недовольством сказала мама. — К чему ты клонишь, солнышко?
— Ни к чему. Просто интересно, если бы ты могла выбрать другое место, где жить, куда бы ты отправилась?
— Ну, я бы решила жить здесь, прямо сейчас это меня вполне устраивает. Потому что хочешь верь, хочешь нет, а у меня завтра в двенадцать часов будет прослушивание. Так что уж вы, девочки, постарайтесь вспомнить обо мне, пока будете обедать в школе, и мысленно желайте мне удачи.
Сердце у меня застучало, а в животе будто возник небольшой камень — думаю, от испуга.
— И что это за работа, мам?
— Ну, это пьеса, чудесная пьеса под названием «Кто боится Вирджинии Вульф?», и я пробуюсь на роль Марты. На шикарную роль.
— Если хочешь, мам, после чая я помогу тебе учить слова, — сказала я, изнывая от желания побыть с ней и постараться разузнать, что происходит.
— Хорошо, милая, спасибо. Сперва мне нужно состряпать кое-какие заклятья, так что можешь побыть моим главным ассистентом, когда мы уложим Лоис.
— Я тоже хочу быть главным ассистентом, — заныла Лоис; подбородок у неё был измазан рисовым пудингом.
— Можешь выбирать цветные мешочки, идёт? — предложила мама, убирая наши грязные тарелки.
Позже тем же вечером, когда Лоис уже была в постели (про цветные мешочки она совершенно забыла, слава тебе господи), мы с мамой сидели за кухонным столом, прихватив все её коробки.
— Теперь положи немного живокоста в этот мешочек, Рози, а сюда чуть-чуть омелы.
— А для чего они?
— Ну, живокост приманивает деньги, а омела обезвреживает и развеивает сглазы.
— Что за сглазы?
— Это дурные мысли, которые люди напускают на других. Я не уверена, что
