воде в бачке замерзнуть, а потом хоть трава не расти – добравшись до аэропорта, он просто бросит драндулет на стоянке, откуда его заберет сотрудник прокатного бюро. И если у этого умника на обратном пути возникнут проблемы с очисткой ветрового стекла, претензии пусть высказывает своему начальству в Подгорице… если везение ему не изменит и он доберется до столицы живым.
Впереди, едва различимая сквозь размазанную по стеклу грязь, показалась стоянка – просто треугольный пятачок каменистой земли в естественной выемке скалы, местечко, где можно было остановиться, не рискуя быть размазанным по шоссе вынырнувшим из-за поворота попутным грузовиком. Там уже стояла одна машина – точно такая же трехдверная «юго», как и та, на которой ехал Слободан, только не желтая, а грязно-белая. Капот был поднят, из-под него, как водится, торчал обтянутый джинсами зад водителя. Сворачивая на стоянку, Драгович даже сквозь покрывавшую ветровое стекло грязь разглядел оставленную белой «юго» дорожку пролитого моторного масла. Черные масляные пятна свежо блестели; на каменистой почве рядом с передним колесом стояла пятилитровая пластиковая канистра дешевого «маннола». Зрелище было привычное; по правде говоря, Слободан сильно подозревал, что и ему не мешало бы проверить уровень масла в поддоне. Да только что с того? Запасной канистры-то у него все равно нет! Разве что перекупить у владельца белой «юго» остатки его «маннола»… Впрочем, имея такую течь, как у него, сам Слободан ни за что не расстался бы даже с сотней граммов моторного масла: человеколюбие – это, конечно, хорошо, а своя рубашка к телу ближе.
Он загнал машину на мизерную стоянку с беспечной ловкостью ветерана горных трасс, едва не задев крылом торчащий из-под капота белой «юго» зад водителя. Но тот даже ухом не повел, из чего следовало, что он также имеет честь быть достойным сыном сербского народа. Изо всех сил надавив на вяло реагирующую педаль тормоза, Слободан остановил свой тарахтящий драндулет в каком-нибудь сантиметре от растрескавшейся каменной стены и как следует затянул ручной тормоз. Надежнее было бы поставить машину на первую передачу, но для этого следовало заглушить мотор, а Слободан не без оснований побаивался, что снова завести его окажется непросто. Поэтому, выбравшись из машины с грязной тряпкой в руке, он первым делом подобрал на обочине подходящий по размеру камень и сунул его под заднее колесо. При том что площадка была почти ровная, можно было надеяться, что теперь машина никуда не денется.
Зайдя спереди, Драгович принялся протирать грязное ветровое стекло. Грязь уже успела подсохнуть и вытиралась легко, не размазываясь. Водитель другой машины все возился под капотом; «Привет, земляк!» – крикнул ему Слободан, и тот, не оборачиваясь, приветственно поднял в ответ перепачканную ладонь с зажатым в ней куском промасленной ветоши. Помощи он не просил, и это было хорошо. Конечно, в случае необходимости Слободан сделал бы для попавшего в беду земляка все, что было в его силах, но тогда самолет почти наверняка улетел бы без него. Если бы не это, Драгович сам предложил бы незнакомцу помощь, но в теперешней ситуации предпочел промолчать – слишком многое зависело от благополучного завершения этой поездки.
Кое-как оттерев лобовик, Слободан распахнул правую дверцу, бросил грязную тряпку на резиновый коврик и достал из сумки пластиковую полуторалитровую бутылку минеральной воды. С треском отвернув колпачок, он сделал пару глотков из горлышка, радуясь тому, что, покупая питье в дорогу, остановил свой выбор на минералке, а не на какой-нибудь пепси-коле. Хорош бы он был, пытаясь смыть грязь с ветрового стекла двумя струйками сахарного сиропа!
Он поднял капот, закурил и наклонил бутылку над горловиной пластикового бачка стеклоомывателя. Минералка, пузырясь и булькая, потекла в пустую емкость. От работающего двигателя тянуло сухим теплом. Отвесные скалы обступали крошечную стоянку со всех сторон; они были так высоки, что их верхний край даже на противоположной стороне пропасти можно было разглядеть, только запрокинув голову. Из-за этого создавалось довольно странное впечатление: казалось, что Слободан Драгович остановил свою машину не под открытым небом, а в огромном и мрачноватом помещении с очень высокими потолками, вроде гигантского и основательно запущенного готического собора.
Перелив воду в бачок, он бездумно отбросил опустевшую бутылку, и ветер покатил ее по каменистой земле стоянки. Бутылка выкатилась на дорогу, пересекла проезжую часть и чуть было не свалилась в пропасть, но застряла, упершись в пучок жесткой сухой травы, пробившейся из трещины в камне возле стальной опоры ограждения. Слободан с лязгом захлопнул капот и стрельнул окурком в сторону бутылки, но, конечно, не попал – зимний ветер сбил чересчур легкий метательный снаряд с курса, заставил его по дуге уйти в сторону и ткнуться в растрескавшийся асфальт. Окурок рассыпался снопом искр, который вытянулся по ветру, почти параллельно земле, и тут же погас.
Проводив его взглядом, Драгович повернулся, чтобы напоследок посмотреть, как дела у соседа. Тот, похоже, уже устранил неисправность, а может быть, просто отчаялся решить проблему своими силами. Как бы то ни было, он уже выбрался из-под капота и теперь стоял к Слободану лицом, вытирая грязные руки куском ветоши. Роста он был примерно такого же, да и фигурой походил на него – те же широкие плечи и узкие бедра при отсутствии лишней мышечной массы, которая от нечего делать приобретается в тренажерных залах. Одет он был в джинсы и короткую теплую куртку; длинные, как у самого Драговича, и такие же темные волосы рассыпались, почти полностью скрывая смуглое лицо.
– Все в порядке, друг? – спросил Слободан, чтобы не показаться невежливым.
– Да, – ответил незнакомец, – все в порядке.
Он тряхнул головой, отбрасывая со лба волосы, и Слободан увидел его лицо. Оно показалось ему странно знакомым; он был почти уверен, что видит это лицо чуть ли не ежедневно, но при этом никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах это происходит. Смуглая кожа, темные глаза, густые черные брови, аккуратно подстриженные усы и борода вызывали чувство похожее на дежа вю; Драгович открыл рот, чтобы поведать незнакомцу о своем недоумении, но тот вдруг слегка повернул голову, позволив Слободану увидеть свою левую щеку. Там, на щеке, виднелась извилистая полоска шрама, которую ни с чем нельзя было перепутать.
– Что это значит? – спросил Драгович, поняв, что смотрит на себя самого.
Вопрос был лишний; Слободан понял это раньше, чем незнакомец, казавшийся его зеркальным отражением, вынул из кармана своей короткой зимней куртки пистолет. Не тратя времени
