размера печать, положил на только что заполненный лист кусочек затейливо переплетённого ало-золотого шнура, накапал на него сверху сургучом и тиснул печатью. На сургуче остался вставший на дыбы чешский лев. Третий секретарь свернул листок и перевязал его ещё одним шнурком.
— Добро пожаловать! — провозгласил гремлин, протягивая свиток парню.
— И куда мне теперь? — Максим, пока заполнялся документ, успел оглядеть себя — и убедился, что вместо привычных джинсов, футболки и кроссовок на нём тоже появились чулки, туфли, бриджи и колет. Правда, последние два предмета были из серого грубого сукна, и явно не такими дорогими, как у господина Майера — ни серебряного шитья, ни кружев. Пуговицы на колете представляли собой мелкие шарики с петельками, отлитые из латуни; латунными оказались и пряжки на туфлях. Обнаружился даже серый суконный берет, заткнутый за широкий кожаный пояс.
— Как куда? В Староместскую кордегардию ночной вахты. Выйдете из Ратуши, свернёте направо и вниз, к реке. Карлов мост, думаю, вы без труда узнаете?
— Узнаю, — ошеломлённо выдохнул Максим.
— Ну и замечательно. Как увидите мостовую башню — по правую руку будет здание кордегардии. Прямо возле костёла Святого Духа.
— Погодите-погодите… — парень лихорадочно вспоминал географию Праги, которой в самом деле грезил с раннего детства. Максим перечитал всё об этом городе, что только попадало к нему в руки, а заодно и об истории Чехии в целом, и теперь пытался применить свои знания на практике. — Погодите… Костёл Святого Духа у Карлова моста? Он же, если я правильно помню, принадлежал Ордену рыцарей с крестом и красной звездой?
— Глядите-ка, а вы быстро привыкаете! — похвалил его господин Майер. — Именно так. Орден и отвечает за ночную вахту.
— Так я теперь рыцарь? — приосанился было Максим.
— С чего бы вдруг? — искренне удивился гремлин. — Рыцарские шпоры ещё нужно заслужить. Надеюсь, вы не ждёте к себе особого отношения лишь потому, что родились в другом мире? Впрочем, — третий секретарь прижмурился, губы его растянула благодушная улыбка, — я уже оказал вам всяческое содействие, какое только мог. Жильё, подъёмные, ну и прочее — всё в этом документе. Отдадите его командору, а тот уже скажет, куда вам дальше. Успехов, сударь!
Максим не успел ничего ответить и даже привстать с табурета, как вдруг обнаружил себя стоящим на булыжной мостовой
— Бред какой-то, — пробормотал он. — Какой ещё гремлин? Какая Прага? Всё-таки сплю…
В этот момент где-то позади и вверху, слева, громко зазвонил колокольчик. Парень обернулся и, запрокинув голову, уставился на фигурки Орлоя, начавшие свое ежечасное представление.
В колокольчик, разумеется, звонил Скелет, и Максим машинально поискал глазами Петуха, который своим задиристым криком должен был завершать маленький спектакль — но птицы не было. Не было даже маленькой ниши над дверками, которые открывались, чтобы продемонстрировать восхищённой публике шествие фигурок апостолов. Да что там ниша! Не было и самих дверок, и апостолов, и узнаваемого козырька крыши с двумя василисками — только каменный ангел, посеревший и слегка искрошившийся от дождей и ветра, увенчивал часы.
Впрочем, восхищённой публики тоже не наблюдалось. Грохотали телеги, гудела толпа, перетекавшая между лотками рынка, целиком занимающего всё пространство Староместской площади. По улице туда и сюда шагали мужчины с деловитыми сосредоточенными лицами и женщины с корзинами, заполненными покупками. В сутолоке сновали дети, проталкивались через толпу лоточники, криками привлекая внимание покупателей. Из погребка углового дома, помещавшегося почти точно напротив Ратуши, доносились смех, выкрики и обрывки каких-то песен.
Кто-то сильно толкнул зазевавшегося парня. Максим услышал брошенное пренебрежительно: «Ну, чего встал, деревня⁈» — и успел только заметить уже скрывающуюся в толпе широкую спину. Толкнувший был одет в короткий коричневый плащ, отороченный красными лентами. Голову его украшала чёрная широкополая шляпа с алой лентой и заткнутым за ленту петушиным пером.
Но не лента, не перо и не плащ заставили парня ошеломлённо смотреть вслед массивной фигуре, пока та не исчезла из виду. Мягкие поля шляпы не скрывали острых ушей, а ворот плаща — медно-красной кожи на шее незнакомца. Максим ошарашенно завертел головой по сторонам, и немедленно убедился, что его догадка верна: по меньшей мере половина всех прохожих на улице принадлежала к какой угодно расе, но только не человеческой.
Глава 2
Кордегардия у Карлова моста
Максим постарался влиться в ритм движения толпы, но удалось это не до конца — то и дело какая-нибудь деталь привлекала его внимание, заставляя замирать на месте, и, разумеется, периодически получать очередной тычок и ворчание от прохожих. Кое-кого из тех, кто заполнял пражские улицы, парень признал, или, по крайней мере, так ему казалось.
У выставленной возле очередного погребка пустой бочки расселась компания низкорослых кряжистых человечков с длинными кустистыми бородами. Одетые в толстые кожаные фартуки, закатав рукава рубах выше локтей — на коже можно было рассмотреть многочисленные следы старых ожогов и царапин — гномы-кузнецы потягивали пиво и о чём-то степенно беседовали.
Прошёл гоблин-лоточник — зеленокожий, остроухий, с длинным, крючковатым носом и жёлтыми кошачьими глазами. Высоким надтреснутым голосом он во всю глотку выкрикивал: «Пирожки, только из печи! Хватай-налетай, не зевай!». Один из шмыгавших повсюду мальчишек попытался было стянуть с лотка пирожок, но взвизгнул — длинные тонкие пальцы гоблина ловко крутанули ухо неудачливого воришки, при этом зазывы покупателей ни на секунду не прекратились.
Некоторым хозяйкам, возвращавшимся с рынка, помогали тащить корзины с покупками маленькие косматые домовые. Ростом они были ещё ниже, чем гномы, и выделялись в толпе своими яркими алыми, зелёными, синими и жёлтыми колпачками. Существо, похожее на них волосатостью, но ростом в добрых два метра, и с абсолютно чёрными глазами, в которых не было и намёка на белки, со скучающим видом стояло у входа в лавку старьёвщика. Оно прислонилось к косяку и равнодушно ковыряло в зубах длинным жёлтым ногтем на мизинце правой руки.
Очередной тычок Максим получил совсем недалеко от Ратуши: он, раскрыв от удивления рот, остановился возле углового дома «У минуты», опоясанного строительными лесами. Под руководством мастера-художника подмастерья только-только закончили подготавливать очередной участок стены под сграффито. Правее подсыхала недавно завершённая часть отделки.
Некоторых из зданий, что украшали многократно виденные парнем фотографии Праги — и из начала двадцатого века, и из его конца, и с туристических порталов и блогов века двадцать первого — не было на улицах вовсе. Другие, хотя и узнавались смутно, имели совершенно непривычный вид. Эпоха Возрождения ещё
