Странно. Прогресс налицо. Что я там вчера употреблял? Не помню, но эффект хороший, надо срочно вспомнить и поставить зарубочку на будущее. Вспоминаем, вспоминаем, вспоминаем… Так я же умер! И меня вчера хоронили. Да ладно. Приснится же. Или не приснится? И почему эта мысль не вызывает у меня панического ужаса? А ведь вчера был. А это всё потому, что сейчас я открою глазоньки, и мне улыбнётся щербатыми трещинками родной до боли потолок. Вот сейчас, раз, два, три — открываю.
Потолок не оправдал возложенных на него глобальных ожиданий. Он не то что не улыбнулся мне, он просто категорически не показался. Вместо него по глазам резанула счастливая небесная бирюза. Даже и не бирюза вовсе, а ярчайший небесный изумруд. Голову даю на отсечение — небо было чистейше изумрудным.
От неожиданности я зажмурил глаза, и снова распахивать их желания не возникало. Значит, я всё-таки умер. Предательские капельки леденящего пота погнали противный ужас происходящего. Я умер, и это рай. Такого неба на земле не бывает. Это определённо рай. А почему не ад? Значит, алкоголики попадают в рай, потому что мученики при жизни. Конечно, каждый день столько яда в себя вливать! А похмелье? Это вообще один из кругов ада. И каждое утро новый круг.
— Мёртвые не потеют.
Не понял… Это что, голос ангела?
— Можешь думать, что я ангел.
Ага, вслух я не говорил, значит, мысли читает. Точно ангел.
— Сообразительный, мозг ещё не в полной эйфории, про мысли догадался. Теперь осталось решить, злой я ангел или добрый.
— А чего решать, в раю — значит добрый. Злые ангелы — падшие ангелы, и бродить им по землице-матушке.
— Много ты понимаешь про ангелов.
— Положим, немного, а точнее, даже очень мало, поскольку родился в стране глобального атеизма, но фильмы посматривал и литературку почитывал.
— Ладно, образованный ты наш, глазоньки-то открой, только руками сильно не маши.
На принятие решения у меня ушло менее двух секунд. А что я, собственно, теряю? Да и потом, любопытство взяло верх, не каждый день можно лицезреть живого ангела.
Веки плавно поднялись, и изумрудные небеса снова приветливо пощекотали мне глазные нервы. Только лишь небеса. Никакое милейшее существо не парило надо мной, мирно помахивая крыльями. Значит, приземлилось, логично решил я и скосил глаза сначала вправо, потом влево, потом вперёд, потом даже попробовал назад. Результат оказался тот же. То есть ноль целых хрен десятых, а не говорливый ангел.
— Глазки поломаешь, вращая их в таком ракурсе.
— А ты не выкобеневайся и в прятки не играй, чтобы я их не поломал.
— Я?! В прятки?! Да я на тебе уже битый час сижу жду, пока твой разум вернётся в это вымоченное в денатурате тело. Только ещё раз предупреждаю, руками не маши.
Я с трудом прижал подбородок к груди, но не увидел ровным счётом ничего. Или почти ничего. Кроме маленького домашнего таракана, вальяжно восседающего на мне в районе диафрагмы. Ангела, хотя я уже и начал сомневаться, что говорил ангел, снова не было.
— Молодец, не из брезгливых.
Да кто же говорит, в конце-то концов! Я что, мальчик для пренебрежительных развлечений?
— А ты глазки ещё раз на грудь скоси.
Я снова скосил глазки, и тут они у меня непроизвольно расширились. Насекомое, восседавшее на мне, приветливо помахало лапкой и выразительно пошевелило усиками.
Да ну! Похмельные глюки.
Я ещё раз взглянул на таракана, и он снова помахал мне, только уже другой лапкой. Вот тебе на! Люди допиваются до чёртиков, до зелёных змей и до прочей нечисти, но чтоб до приветливых тараканов… я такого не слышал. Хотя мои познания в этом не совершенны, а собственный опыт пока отсутствует. Сегодня, наверное, самоё начало этого опыта. Дай-ка ещё посмотрю. Ну вот, теперь двумя лапками машет.
— Долго в гляделки будем играть? У меня ещё лапки остались, помахать? Э! Э! Э! Ты только в транс не впадай. Говорящий таракан — и что такого? Если таракан, то и поговорить нельзя? Сразу тапкам его, и веником на савок.
—Уйди, глюк. Говорящих тараканов не бывает.
— А говорящие собаки? — донеслось да моего левого уха.
— И собак тоже, — молниеносно парировал я.
— А кошки? — это уже в правое.
— Ни собак, ни кошек, ни тараканов, ни бегемотов, ни белых медведей никого.
— А как же попугайчики?
— А они не осознанно. И вообще, всем молчать! Глюкам слова не давали.
— А если мы не глюки? Если мы материальные?
С правой и с левой стороны в поле моего зрения вплыли две довольные морды — кошачья и собачья. Причём, кажется, я их где-то видел.
— А вот если вы не глюки, тогда принесите человеку опохмелиться, тогда я сразу поверю в ваше существование. Хотя, даже вы если и глюки, но принесёте, то тоже ничего, хоть какая-то польза.
— Вот жлоб, ради ста граммов готов родину продать.
— Нет, родину только за пятьсот, и то малую.
— Скупердяй.
— Всё, мальчики, предлагаю ша. Так, Сергей Анатольевич, примите, пожалуйста, хотя бы сидячее положение и внимательно выслушайте нас, по возможности,
