хотим, как бы назвали.
Я страдала и проклинала судьбу, за то что не могла дать любимому мужчине то, чего он хотел больше всего на свете. Любовь любовью, но уверена, рано или поздно это стало бы проблемой. Тогда я решила, что лучше уж сбегу сейчас без объяснений, чем потом он искренне извиняясь проедется по мне танком, когда поймет, что не готов разделить свою жизнь с женщиной, неспособной подарить ему наследников.
Сейчас уже бессмысленно думать «а что если бы». Наши пути разошлись, наверняка он уже забыл о моем существовании. Так что и сожалеть не о чем.
Из аэропорта сразу отправилась в больницу, куда маму положили. Взяла отпуск, пока на месяц, дальше посмотрим, как мамино восстановление проходить будет. На работе меня ценят, шеф сказал, что 3 месяца точно смогу поработать удаленно.
В клинику влетела прямо с чемоданом. Уставшая, заплаканная, с синяками под глазами. Папа мой военный в отставке, побывал не в одной горячей точке, всегда был сильным и стойким человеком. А сейчас, выглядит таким растерянным и даже напуганным. Бросилась в его объятия и реву, как не в себя. И не потому, что с мамой все плохо, а потому, что он так выглядит, что сердце кровью обливается. Зашли к маме в палату, а она лежит и улыбается, я к ней, а она руку вперед выставляет.
— Доча, ты сопельки и слюни сначала подотри, потом обниматься и целоваться лезь, — а я смеюсь сквозь слезы, послушно вытираю все рукавом, как детстве. Мама та еще генеральша! Тут она уже сама не выдерживает, и руки ко мне тянет со слезами на глазах.
Вроде не все так серьезно, но чтобы не возникло осложнений врачи прописали постельный режим, обследование выявило еще несколько проблем с давлением, почками, в общем пролежит тут еще как минимум месяц. Сидели мы с папой возле маминой кровати и болтали втроем, как раньше. Смеялись, вспоминали всякое. Папа даже выпрямился, настроение поднялось и вновь стал тем стойким, непоколебимым воином, каким я всегда его видела.
Увидев родителей пусть и не при самых приятных обстоятельствах, выслушав врача я воодушевилась. Все будет хорошо! А мне нужно кофе, причем срочно. Выхожу в холл, ищу автомат с бодрящим напитком. Выбираю просто черный, без сахара, копошусь в кармане, в кошельке, и понимаю, что нет у меня наших отечественных, только доллары, которые аппарат отказывается принимать. Даже Бенджамин Франклин его не подкупил и тут кто-то опускает деньги в купюроприемник. Оборачиваюсь с благодарной улыбкой, которая тут же сползает с моего лица, потому что сердце мое перестало биться.
Надо мной стоит Руслан. Все такой же высокий, широкоплечий, та же шевелюра. Благородно возмужавший, красивый до рези в глазах. А вот, кстати, глаза чужие, словно не его, холодные, жесткие. Нет в них больше той задорной искринки, хоть и пытается изобразить доброжелательную улыбку.
— Привет, Анют! Давно не виделись, как поживаешь? — осматривает меня с ног до головы недовольным и даже разочарованным взглядом. Ну, да, я и сама знаю, что после 13-часового перелета и кучи слез выгляжу так себе. Но вот это его «Анют» … Когда-то это грело мне душу, а сейчас он произносит мое имя таким холодным тоном, что лучше бы не слышать. — Ты плакала? Что случилось?
— П-привет! Да, пойдет. Я немного, да, не обращай внимания. Просто мама спину опять повредила. Положили ее сюда примерно на месяц, — не проговорила, а прям протараторила, словно выплюнула скороговорку. Дура.
— Ясно. Ну, пусть выздоравливает. А ты вернулась значит? Или так на время? — тон все такой же холодный, видно, что из вежливости спрашивает.
— Не знаю, посмотрим, пока на месяц. Ты сам, что тут делаешь? — а сама себя ругаю. Надо было извиниться, попрощаться и бежать.
— У дочки воспаление легких, она в детском отделении. Ты сама, как? Муж, дети? — я отрицательно качаю головой, — А ну, да. Ты же карьеристка. У тебя другие планы на жизнь, — а теперь он весело ухмыляется. Я до сих пор помню, что тогда в записке ему написала именно эти слова, и так больно стало в груди, ком к горлу подкатил, глаза прикрыла.
На работе нас учили управлять эмоциями и улыбаться при любых обстоятельствах, отличный навык, не раз пригождался, как на работе, так и вне.
— Я рада, что у тебя все хорошо, Руслан. Пусть дочка поправляется и не болеет. Спасибо за кофе! Я пойду, меня родители ждут, — искренне расплываясь в улыбке прощаюсь, стараюсь идти так, чтобы не выглядело, как побег, а это он и был.
— Пока, — тихо говорит он.
Сжимаю руки, впиваясь ногтями в ладони, губу закусываю, чтобы не рвануть со всех ног, не завыть. Ну, почему в этом огромном городе, мы встретились в этой больнице. Столько лет возвращаясь домой мне удавалось избегать с ним встреч, судьба злодейка, не иначе. Мало мне мамы, решила Русланом добить. Оказавшись в палате опять срываюсь на рев.
— Доча, ну хватит плакать! Ну, не умираю же, ей богу! — мама даже руками всплеснула.
— Мааам! Я там Руслана встретила! Мамаааа! — рухнув на стул, кладу голову ей на живот, а она гладит меня, как и тогда восемь лет назад, когда ушла, сбежала от него.
— Дочка, может все-таки надо было ему сказать тогда, как есть? Может жили бы, ребеночка усыновили, а может и нескольких, — тихо говорит она.
— Нет, мам. Он бы из благородства тогда бы со мной остался. Но со временем все равно возненавидел бы меня. У него уже тогда друзья многие женаты были, с детьми. Он грезил о своих детях, только об этом и говорил, а сейчас он счастлив.
— Ты то откуда знаешь, что он счастлив? Может хотя бы сейчас правду скажешь ему, почему тогда ушла?
— Все, мам! Проехали, уже неважно. Сложилось, как сложилось. Давай лучше думать, как тебя на ноги ставить и домой возвращать, а то на папу смотреть больно, он же без тебя, как слепой щенок, — натянуто улыбаюсь.
— Ты, дочка, не обижайся, но тебе бы домой съездить, душ принять да поспать. Видок у тебя не лучший, в тоску меня загоняешь, — улыбается мама. Вот такая она у меня. А я еще наивная душа планировала ее отчитать. Ага, конечно.
Еду домой, а меня трясет до сих пор. Ну, как так, а? Вот казалось успокоилась, а стоило его увидеть, так сердце словно вырезает, медленно, жестоко. Почему все так? Почему не я ему родила эту девочку? Я была бы хорошей мамой. Кстати, почему бы мне действительно не
