Книга Хтонь - Владимир Смирнов

— Бестия, — позвал Николай, — ты же спец по огню?

— А то! — гордо ответила чертовка.

— Можешь мне баньку по-быстрому раскочегарить?

— По дружбе?

— По дружбе, — согласился Николай.

— В шесть секунд! — отозвалась чертовка. — Для друга огня не жалко — ни здесь, ни там.

5

Так с тех пор и повелось — Бестия навещала Николая после вечерней службы, и они часами вели неспешные беседы. Лучший способ скоротать долгие зимние вечера, когда обрыв на линии и вся деревня сидит без электричества. Да и чертовка наверняка сбега́ла к нему не от хорошей жизни; и нечисти порой хочется отдохнуть душой. Если, конечно, у неё есть хоть какая-то душа.

Да, они враги — и что? Кому мешает их общение? Кому было бы лучше, если бы, встретив бесовку, Николай сходу перекрестил её или окропил святой водой? Столкнул бы чёртову девочку обратно в инферно — и сидел бы потом один, пялился в потухший экран да предавался грешным мыслям. А так — всё ж какой-никакой душевный собеседник. И душевный собутыльник, если тоска накатит. Правда, такое случалось не часто; чертовка пила лишь то, что горит, а спирт Николаю удавалось достать не всегда.

Но главным, конечно, были разговоры. Здесь Тонька проигрывала чертовке вчисту́ю, нечего было и сравнивать. Николай заслушивался рассказами Бестии, хотя никакими ужасами там и не пахло. Лишь скучная обыденность инфернального обывателя. Чертовка питалась пыльцой мерзости с мелких людских грешков и вполне довольствовалась таким положением. Типичное дитя долгого мира, она привыкла к спокойной жизни. И таких, как она, в инфернальном союзе было большинство.

Последнюю войну там вспоминали с ужасом и повторения никто не желал. Этот ужас сдерживал тёмные силы надёжней любых договоров. Хотя договор, конечно, тоже был заключён — высокие и низкие стороны обязались не влиять на сложившееся распределение праведников и грешников. Разумеется, это было Гауссовское распределение, иного и быть не могло. Белого Князя интересовали праведники, Чёрного — грешники; чертовка, как и большинство мелких бесов, столовалась на пике гауссианы.

Больше всего эти обыватели боялись, что в один ужасный день Чёрный Князь похерит навязанные ему соглашения и начнёт активно культивировать пороки, увеличивая процент грешников в проблемных районах. И тогда хтонь из инферно может прорваться на поверхность, переклинивая мозги миллионам. Если такое случится, войны уже не избежать. А это не только беспощадная жатва на полях сражений, но и последующее процентное перераспределение грешности и праведности — естественно, не в пользу проигравшего. Простым бесам война ни к чему, у них и так есть всё, что нужно — мелкие грешки простых людей, причём, в неограниченном количестве. Их общее убеждение — хорошо ведь живём, спокойно, сытно; так зачем опять начинать.

Другое дело — Князь, двор, армия. Им всегда всего мало. Бесовские фермеры, собирающие пыльцу мерзости с мелких людских грешков, вносят в казну законную десятину. Бесовские пролетарии на адских фабриках перерабатывают её в чистую хтонь, которая затем поступает на военные склады. Она постоянно расходуется в локальных конфликтах, так всегда было и так всегда будет. Но даже в едином плановом хозяйстве порой случается перепроизводство и затаривание, когда склады ломятся от хтони. Тогда у тёмной знати начинают чесаться лапы, начинаются разговоры о реванше и чёрном переделе.

Николая, естественно, живо интересовало, что сейчас творится на адских складах, каков прогноз на ближайшие годы. Но Бестия, похоже, и сама толком ничего не знала.

— Не суетись раньше времени, — посоветовала она, — если случится прорыв, ты это почувствуешь. Все это почувствуют.

6

Николай почувствовал это уже через несколько дней. Вечером он, как обычно, решил пробежаться по соцсетям, посмотреть новости. Но дальше фейсбука пройти не смог, жести хватило с лихвой. Он жестом подозвал к себе чертовку.

— Беська, это уже оно?

— Где?

— Вот, подпись под фотографией: «Оторвало лапки личинке колорада». Я понимаю, это больной человек написал, на всю голову убитый. Но ведь эту жуть копипастят тысячи, а лайкают десятки тысяч! Что случилось с людьми?

Бестия забралась на подлокотник кресла и всмотрелась в экран.

— Да, ты прав. Это прорыв хтони, и довольно мощный. А хуже всего, что этим дело не ограничится. Скоро весь мир начнёт лихорадить.

— А ты можешь сказать, где будет следующий выброс? — спросил Николай.

— Догадайся с трёх раз, — ответила чертовка, — где тоньше всего, там и будет рваться. Так всегда бывает.

Она потянулась к клавиатуре и закрыла окно с фотографией.

— Кстати, а почему ты назвал эту копипасту жутью? Всё ведь давно к этому шло, столько звоночков было — только слепой бы не заметил.

— От этого она не перестаёт быть жутью, — ответил Николай.

— Вот сразу видно, что ты не философ, — вздохнула Бестия. — А когда я заходила на огонёк к геру Хайдеггеру, мы с ним все эти феномены по полочкам разложили. Страх — то, что чувствуют перед уже известным, жуть — перед неизвестным, ужас — перед внезапным неизвестным.

— Постой, постой! — перебил её Николай. — Какой, на хер, гер? Ты же говорила, что ещё девочка. Или это в другом смысле?

— Фу! — сморщилась чертовка. — У вас, людей, только одно на уме! Даже ваше высокое искусство — всего лишь сакрализации места, «где исход находит метаболический процесс». А у нас внизу отношения чистые и высокие, никакой метаболической грязи. Не веришь? Могу междуножие показать.

Николай в испуге замахал руками.

— Нет, что ты, не надо!!!

— Зассал, — удовлетворённо заметила Бестия, — а напрасно. Нечего было бояться, ничего бы ты там не увидел. Нет у нас первичных половых, а вторичных — там паче.

— Я не это имел в виду, — смутился Николай.

— А что же?

— Ну, не знаю. Какую-то женскую инициацию, когда девочка-бесёнок кончается и начинается женщина-бесовка. У вас же есть что-то подобное?

Бестия презрительно дёрнула плечом.

— Зачем? Это людям надо, чтобы кто-то взрослый тряхнул за шиворот и сказал: «Всё, детство закончилось, ты уже не мальчик, ты мужчина; иди работать или воевать». А нам это не нужно, мы сами всё про себя знаем.

— И что ты про себя знаешь? — спросил Николай.

— Что я ещё подросток. По нашим меркам, конечно.

Николай задумчиво почесал бороду.

— А скажи, подросток, после твоего бывшего…

— Мартина?

— Да, его самого. После него у тебя кто-нибудь был?

— Барышням таких вопросов не задают!

— А серьёзно?

Чертовка нахмурилась.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— А сама не догадываешься? Сложи два и два, построй логическую цепочку. Тридцатые годы — Хайдеггер