Ты всегда молчишь или разговариваешь сама с собой, как больная! — все несло Александра. — Что с тобой?! Ты что, уже не любишь меня, да?
— Ну вот наконец-то и понял, — шепотом сказала она.
Не ему — он бы не услышал.
И не себе — Марина всегда знала, что не любила его.
Статью про Львовского она писала семь лет назад. Это была одна из первых статей в ее журналистской карьере.*
Добротная статья, на полный разворот. Нашумевшая.
Этого доцента, преподавателя кафедры философии, обвиняли в убийстве родителей. В том, что он, якобы, выбросил и мать, и отца с балкона в приступе… да хрен его знает, в каком там приступе! Ментам нужно было закрыть это дело, и они его закрывали.
А Львовский при аресте нес какую-то несусветную чушь про ангелов, про любовь, про черт знает что вообще! Сущий псих, ей-богу!
Только в СИЗО он пришел в себя и вспомнил, что отец, которому еще с молодости диагностировали шизофрению, выбросил мать из окна, а он сам, принимавший душ в то время, выскочил из ванной на крики. Отец попытался спровадить в «рай» и его, но Львовский-младший, как мог, сопротивлялся, и отец улетел вслед за матерью.
А потом его накрыло.
Наследственность, что сказать…
Но когда он все вспомнил, было уже поздно. Обвинение сфабриковано, всем на все плевать. Главное: закрыть дело — плановые показатели горят.
И тут появилась Марина. Молодая, но амбициозная журналистка. Отличница — одним словом. Она выслушала Львовского-младшего — и поверила. Написала статью, приложила к ней выписки из психиатрического диагноза Львовского-старшего, полученные невероятными трудами и такой изворотливостью и лестью, на которые, как думала до этого Марина, она была не способна.
А потом закрутилась машина: прессы, бюрократии, прокуратуры, милиции. Львовского оправдали.
И вот спустя семь лет та болезнь, которая мучила его отца, обострилась и у него. Он держал свою жену на мушке, связанную, беспомощную.
И условием, которое он поставил ментам, пытавшимся вести с ним переговоры, была Марина.
Почему — никто не знал.
Но ей думается: он хотел высказать что-то важное для него, что-то наболевшее.
Ту истину, которая, как ему казалось, недоступна другим. Ту истину, которую никто понять бы не смог, кроме Марины, поверившей ему однажды, когда никто больше не верил.
«Только любовь! Жить можно только с любовью!»
Львовского убили во время «переговоров», на которые менты отправили Марину. Это было логично и правильно.
Но почему-то в тот момент она особенно остро поняла, что все — конец.
Конец ее карьере криминального репортера. Конец всем статьям, что она писала об убийцах, маньяках, оборотнях в погонах.
Конец всему.
Она больше не хочет.
Хватит!
Хватит лицемерия. Хватит копания в грязном, окровавленном белье. Хватит безжалостных… нет, не людей — животных, удовлетворявших свои низменные потребности, причиняя боль другим.
Хватит Александра… которого она никогда не любила.
Когда Марина объявила ему, что уходит, он не поверил. А когда поверил, то не смог понять.
Для него прибыль, успех, тиражи — всегда были во главе угла. И он не знал, как можно отказаться от этого.
Зато знал, как Марину цепляет азарт.
— В конце концов я тебе помог уйти. Прости, но должок! И его еще никто не отменял, — заявил он в один прекрасный день, завалившись к ней домой.
— Какой же ты, Саша, все-таки мудила! — бросила тогда Марина в ответ, впервые назвав его не Александром.
Бывший редактор поставил условие: интервью с серийным маньяком и педофилом, который не так давно был задержан и отправлен в психиатрическую лечебницу до окончания следственных мероприятий — и увольнение будет проведено со всеми полагающимися выплатами.
Марина могла бы отказаться, но… Как бы ни очерняли в СМИ традицию выплаты «серой» зарплаты — это было выгодное дело. За свой полурабский труд можно было получить большие деньги, нежели те, что проходили официально. Те, с которых снимались все налоговые вычеты, не пойми на что направлявшиеся. «Честно заработал — честно получи», — таков девиз многих в нашей стране. Его всегда придерживалась и Марина. Есть зарплата официальная, а есть та, которую начисляют по заслугам. Один минус — при увольнении возникают вопросы. Если официальную часть тебе обязаны выплатить в течение трех рабочих дней, то вот с «серой» все совершенно не так очевидно.
Именно за нее, за эту «серую» зарплату и вцепилась Марина, когда согласилась на последнюю статью для «Комсомольской правды».
Но маньяк накануне интервью сбежал при странных обстоятельствах, прояснить которые Марине так и не позволили — ни тогда, ни впоследствии.
Прямо в той психушке ей удалось произвести впечатление на следователя, занимавшегося делом маньяка, — Павла Смыка — и прыгнуть к нему «на хвоста» во время оперативных действий по задержанию подозреваемого.
Павел… Сильный, упертый. Такой же азартный, как и Марина…
Когда выяснилось, что маньяк ушел на территорию заброшенных садоводств, запланированных под снос, он на своем джипе кинулся в погоню. Как глупый мальчишка — один, прихватив лишь Марину с собой. Для компании? Для того, чтобы было, кому оценить его подвиги? Кто теперь сможет узнать?..
И, как глупый мальчишка, Павел погиб от заточки местной шпаны.
А Марине пришлось почти сутки выживать одной. В этих заброшенных бескрайних садоводствах, где не ловит мобильный телефон, где не действует уголовный кодекс, а местные жители живут по своим собственным законам. А маньяк, про которого она слышала все те ужасы, оказался далеко не самым страшным из населявших дачный поселок созданий.
За эти сутки она сама, собственными руками, убила двоих человек. Хотя, человек ли? — кто знает. Еще одного ранила так, что оправиться он — как выяснилось позже — не сможет.** И еще одного они убили вместе с маньяком. Кто больше виноват в этой смерти — уже не понять.
А маньяк, о котором столько было разговоров, на голову которого вылилось столько проклятий, оказался обычным учителем. Добрым, отзывчивым. Отчаявшимся.
Ночью он спас обессилевшую от бесконечной гонки на выживание Марину от стаи диких собак. Помог прийти в себя. Даже каблук на сапоге починил. И на гитаре сыграл. И стихи почитал. На все руки мастер!
У Марины уже тогда что-то щелкнуло: не мог такой человек быть маньяком. Да, она не психиатр, но за годы работы в криминальной хронике она всякого понавидалась. И даже при том, что бывший учитель порой путался и заговаривался — под действием лекарств, что еще не полностью вышли из организма, — на жестокого убийцу
