шаги.
Ага, а другой так и навис, следит за каждым движением. Мага я теперь здраво опасалась и не желала иметь с ним дел. Поэтому лежала, не шевелясь, чтобы он снова не принялся за свое. Ирод! Хоть бы предупредил, что это опасно. Но вот я снова почувствовала тепло и прилив сил, отчего на губы невольно наползла блаженная улыбка.
– Спасибо! – Чуть приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на спасителя.
– Как самочувствие, Анастасия Трофимовна? – участливо поинтересовался Эдуард Францевич.
– Значительно лучше. Голова только гудит и тошно в груди, – прислушалась к себе. – Не думала, что это будет так…
Краем глаза заметила, как маг покинул место в изголовье кровати, подошел к Лутецкому и что-то шепнул тому на ухо. Начальник бросил на меня подозрительный взгляд, будто намеревался подловить на чем-то, но я не отвела глаз и выдержала эту короткую схватку.
– За вами будет присматривать мой человек, – предупредил на прощание действительный статский советник. – Если что-то вспомните, немедленно сообщайте. Берегите себя.
Когда троица в черном покинула палату, я выдохнула с облегчением. Одно присутствие представителей Следственного комитета наводило страх, который теперь еще подкрепился угрозой физической расправы.
Доктор рекомендовал мне покой и сон, даже прописал успокоительные капли, которые надлежало принять сразу после завтрака. Но перед этим состоялось еще одно знакомство. Тот самый голос, что остановил пытку, принадлежал крепкого телосложения мужчине с пышными бакенбардами. Лицом он раскраснелся, глаза из-под кустистых бровей метали молнии. И слава Богу, что не я тому причиной! Но в целом весь облик Демида Ивановича Савушкина, как он мне представился, в серо-синем длиннополом кафтане, скрадывающим округлый живот, армейских штанах с лампасами и начищенных до блеска сапогах вызывал положительные эмоции. Как-то сразу верилось, что этот человек только кажется суровым, а на деле – добряк, радеющий за дело и переживающий за воспитанников, как за собственных детей. Статский советник Савушкин возглавлял Первую губернскую гимназию на Большой Дворянской улице, где я проходила обучение. Отсюда его заступничество и спор с представителями Следственного комитета.
Демид Иванович пожелал скорейшего выздоровления и возвращения в родные пенаты. А я посетовала, как же буду учиться, если ничего не помню.
– Наверстаете, голубушка, – заверил директор, ничуть в этом не сомневаясь. – С вашим цепким умом и талантами быстро восстановите навыки. Дадим вам отсрочку и возможность пересдать экзамены. Учитывая сложившуюся ситуацию, Попечительский совет пойдет навстречу. А я еще компенсацию с Управы стребую, что сунули стажеров волку в пасть. Если потребуется, до императора дойду! Сполна ответят за гибель гимназистов, будьте уверены!
– Спасибо! – А что тут еще скажешь? Пока все происходящее вокруг – темный лес.
После ухода Демида Ивановича я, наконец, позавтракала, послушно выпила лекарства и провалилась в забытье. Сны меня посетили странные, будто бы я видела мир чужими глазами. Вроде бы он походил на привычный, и в то же время был другой. И лет мне за сорок, семья имеется, детки. Работала я в здании этажей на сто, до дома добиралась на подземной конке, разгоняющейся до такой скорости, что от шума свистящего снаружи ветра закладывало уши. Наверное, из этих странных сновидений и взялось ощущение, что я старше, чем выгляжу. Но сны были такие живые, настоящие, что я невольно засомневалась в собственном существовании. Быть может, все как раз наоборот, и это Настя Молчанова появилась из ночных грез?
Проснулась рывком, с навязчивым ощущением нереальности. Так умом недолго тронуться, ничего не зная о себе и наблюдая за жизнью другого человека собственными глазами. Но отчего-то я четко знала, что настоящая я тут, в этом теле. Тогда, как незнакомка из снов – совершенно посторонняя дама. Может, я потому и не помню ничего о себе, что это как бы один сон внутри другого? Мало ли, чего только не бывает на свете? Для наглядности ущипнула себя за руку – кожа тут же покраснела. Значит, не сплю. Да и какой же это сон, если желудок урчит от голода? Нет, пока лучше не думать о снах, иначе точно свихнусь, а мне этого ой как не хочется.
На этот раз мое пробуждение не осталось незамеченным. Не прошло и пяти минут, как в палату зашла медсестра с градусником, а следом и Марья Кузьминична притащила поднос с больничной едой. Жиденький супчик на курином бульоне пришелся кстати. Управилась я быстро, только успевала ложку ко рту подносить. Затем санитарка принесла тазик для омовений и простынь вместо полотенца. С удовольствием привела себя в порядок, после чего приняла лекарства и вновь провалилась в сон со странными сновидениями, которые развеялись при пробуждении.
Утром после обхода и плотного завтрака меня выписали, потому что физических недомоганий доктор Гельберг не обнаружил. В дальнейшем Эдуард Францевич велел заглянуть к нему через недельку на осмотр, или же сразу обращаться, если возникнут жалобы. С возвращением памяти посоветовал не спешить. Рекомендовал окунуться в привычную атмосферу, побыть с семьей, друзьями. Только вот родным домом, как оказалось, последние три года была гимназия. Встретить меня приехал Демид Иванович. Он же и рассказал, что прибыла я из глухой деревушки Демьяново, расположенной в семидесяти верстах от Воронежа. Единственная дочь помещика Молчанова, который скончался незадолго до того, как я появилась на пороге гимназии. Собственно, мое состояние – та самая деревушка в семь дворов, да тридцать пять крестьянских душ, о которых надлежало заботиться.
Информацию я восприняла отстраненно и даже равнодушно. Глухая деревня, крестьяне, что с ними делать? Справлялись же без меня три года? Значит, и дальше проживут. Тут бы с собственными проблемами разобраться. Начиная с того, что, оказывается, я опасный для общества человек. Не зря медсестры шарахались, страшась лишний раз прикоснуться. Вчера под воздействием сонных капель не успела поразмыслить, как так вышло, что я увидела, с кем доктор беседовал перед обходом. Причина выяснилась утром, когда директор гимназии доставил новую форму взамен испорченной.
– Доброго утра, Анастасия Трофимовна! – поздоровавшись и испросив разрешения войти, Савушкин протиснулся боком, чтобы занести поклажу. – Одежду вашу пришлось в утиль списать. Обгорела в нескольких местах и истлела под воздействием темного заклинания. Так что я дал распоряжение интенданту выдать новый комплект униформы и прихватил его с собой, раз уж Эдуард Францевич информировал о выписке.
Тяжелую ношу мужчина сгрузил на стул, после чего развязал шпагат на свертке и снял оберточную бумагу.
– Спасибо за заботу. – Я поднялась с кровати и подошла, чтобы разобрать стопку одежды.
Сразу отложила в сторонку пальто из серого сукна, фуражку с козырьком и жестяным знаком на околышке, полусапожки на каблучке. Их надену в последнюю очередь.
