жила в детском доме. Меня обижали старшие дети, отбирали игрушки, били. Я не имела ничего своего. Не было красивой и новой одежды, я всегда ходила в старых платьях.
Часто голодная ложилась спать, потому что более проворные дети съедали мой ужин. Каждый день я ждала, что мамочка придет, и заберет меня, а она не шла и не шла.
Перед сном я представляла, как выглядит моя мама, а когда я засыпала, то она мне снилась: высокая, стройная, красивая и всегда очень добрая.
И вот наступил день, когда за мной пришли папа и мама. Мама как будто из моего сна — лучшая из женщин. Папа сильный и добродушный, статный, как воин из книжек, которые я обожала
Мне улыбнулась судьба. И я хочу, чтобы у Оленьки тоже всё было хорошо.
Меня удочерили, и я стала самым счастливым ребенком на свете. Мне тогда многие дети завидовали. Мои родители очень хорошие люди. Они меня очень баловали.
Мама работала учительницей математики, а папа был директором машиностроительного завода.
Вырастили, воспитали, выучили, выдали замуж.
Папа умер шесть лет назад, и это для меня стало трагедией. Мы с папой были очень близки. У нас с ним даже были свои секретики от мамы. Это был добрейшей души человек, чья смерть — величайшая несправедливость этого мира.
Но я счастлива, что моим отцом стал именно он…
Год назад мама вышла замуж. Отчим, конечно, сильно отличается от папы… Он ненавидит меня. Однажды, когда мама не слышала, сказал мне, что детдомовские не могут быть нормальными людьми. Что если меня не захотел воспитывать мой родной — биологический — отец, то почему это должен делать он? С тех пор наши отношения не складывались. И не сложились до сегодняшнего дня.
Он всегда смотрел на меня, как на человека второго сорта. И не считал нужным даже говорить со мной. Мне казалось, что он делает всё для того, чтобы испортить мне жизнь. Я же старалась избегать его. И как можно реже с ним встречаться.
Как всегда, хорошие люди донесли Николаю, что я хожу к Олечке.
Он был в ярости. Рвал и метал. Обещал запереть меня дома.
— Ты неразумный человек. Ну зачем тебе чужой ребенок?! — отчитывая меня, он размахивал руками и был в это время похож на ветряную мельницу, — мало ли, может, она чем-то больна? Заразит тебя? Об этом ты подумала?!
— В чем виновата бедная малышка? Она ничего плохого тебе не сделала, — пыталась отстоять девочку я.
Он схватил меня за горло и прижал к стене, прожигая лютым взглядом. Я задыхалась. Он отпустил меня на секунду, давая вдохнуть, а потом снова пережал горло.
— Я могу оставить тебя без средств к существованию, тогда посмотрим, как ты запоёшь, — угрожал мне Николай, при этом буравя меня ледяным взглядом.
Ни капли жалости! Он ужасно жестокий человек!
— Я дарю малышке теплоту и заботу. Этого забрать у меня ты не сможешь! — отбивалась я, при этом чуть ли ни теряя сознания на последнем издыхании.
— Пойми ты — она никому не нужна. Зачем она тебе? — вопросительно смотрел он на меня.
— Да потому, что никому не нужна, поэтому нужна мне. Как ты не можешь понять? — я оттолкнула его от себя и держалась за стол, пытаясь унять дрожь, которая била меня, накатывая с головы до ног, — она — как я! Я вижу в ней себя!
Глаза Николая пылали лютой злобой, а кривая усмешка превратила его лицо в маску.
Казалось, что он дышит огнем, а из глаз сыпется лёд.
— Я слышать не хочу об этом ребенке, — прорычал муж, и его глаза говорили, что он не шутит.
— Она маленькая! Она не может позаботиться о себе! — и слёзы градом полились из глаз, предательски выдавая мои чувства.
— Меня не волнует она и её возраст! Не хочу о ней слышать, пусть пропадёт! Мне все равно! — прошипел Николай, подойдя ко мне вплотную.
Замахнувшись, хотел ударить меня. Я вся сжалась и зажмурила глаза, но что-то сдержало его. Он опустил руку, и швырнул на пол стоявшую на столе вазу. Осколки разлетелись маленькими капельками в разные стороны. Соня испугалась, прижалась к моим ногам. Она искала во мне защиту.
— И щенка твоего выброшу, если ослушаешься! — в бешенстве он сжал кулак, и показал его нам с Соней.
Сердце бешено колотилось, слёзы из глаз летели в три ручья. Страх переполнял мое сознания, но я всё равно думала об Оле.
Одевшись, Николай вышел, не сказав куда, а я и не спрашивала. Сейчас это был лучший вариант для нас всех. Я отвела собаку в спальню, чтобы она не поранила лапы об осколки на полу, и постаралась её успокоить — обнимала и обещала, что не позволю выбросить её на улицу.
До утра муж так и не вернулся домой.
Наши с Колей отношения и так были напряжёнными, а с появлением Олечки мы ещё больше отдалились друг от друга. Он стал другим человеком. Холодным. Чужим. Настоящим тираном. Злым и неумолимым…
А раньше он был совсем другим. Весёлый и улыбчивый, молодой, полный энергии и неистраченной любви, тогда он мне очень нравился. Но от того Николая ничего не осталось. Сейчас я его боюсь. Да и был ли он таким когда-то? Сейчас это что-то вроде давнего, померкшего сна…
От него можно ожидать чего угодно, только не поддержки и взаимопонимания. Все слова, которые он произносит, звучат безжалостно и зло, глаза — два ледника.
Я несколько дней не ходила к Олечке и очень соскучилась. Несмотря на запрет мужа, я решила: "Будь, что будет", — и отправилась к малышке. По дороге я зашла в игрушечный магазин, и купила большого плюшевого мишку. Когда-то похожего мне подарил папа, и я была очень счастлива.
Помню, как радовалась, будучи крошкой чуть старше Олечки. Именно такие эмоции я и хотела ей подарить. Она должна знать, что нужна мне, что я не брошу её, пусть я и всего лишь чужая тетя.
Зайдя к Оле, я посадила игрушку в угол кроватки. Пусть ей будет не одиноко, когда меня не будет с ней рядом. Присев на край стула, я смотрела на малышку и думала, что золото не то, что блестит, а то, что бегает, прыгает и переворачивает всё вверх дном.
Она часто смотрела на меня, даже когда делала шкоду, выбрасывала игрушки из кроватки, или весело махала кулачками, словно ждала от меня похвалы. И всегда искренне улыбалась. Так, как может лишь такая кроха.
Мы играли
