Иван сделал вид, что еще не совсем разлепил веки.
— Известно ли вам, который теперь час?
Это было Ивану категорически неизвестно. Собственных часов у него теперь не осталось. В магазин пришел еще засветло, как полагается. И всего-то заглянул в кладовку. Расслабился в тепле, пристроился на минуточку, и вот, пожалуйста.
— Обязаны были доставить заказ в надлежащий час. Разве не знаете?
Знал Иван, еще как знал. С вечера сам управляющий предупредил, что клиент важный, а потому прихоть исполнить надо в точности. Сказано: свежайшими, только что срезанными, так чтобы утренняя роса не опала.
— Вам, Казаров, что было приказано? — продолжил Терлецкий удивительно приятным образом. — Вам было приказано ровно в восемь доставить заказ по известному адресу. Что же мы видим? А мы видим, что пробило половину десятого, а наш милый Казаров и глаз продрать не изволит!
Полная катастрофа! Проспать два часа! Если бы его мучитель знал, сколько сил Иван отдал ночью, сколько нервов потратил. Но разве объяснишь этому наглаженному субъекту всю глубину страданий, разве раскроешь душу. Ему бы только перед хозяином выслужиться да у клиентов чаевые зарабатывать. Жуткая личность.
— Извольте немедленно привести себя в надлежащий вид!
Поднявшись под взглядом палача, Иван отряхнул брюки и сюртук. Строгий жест указал на сбившийся галстук и прилипшие к нему соринки. Придрался к пыли на ботинках и складках сорочки.
Оглядев результат, Терлецкий выразил глубокое неудовольствие:
— Порочите честное имя нашей фирмы. Даже посыльный должен выглядеть так, чтобы все знали, где он служит. Надеюсь, запомните.
Нерадивый посыльный давно вызубрил строгие правила. Но если бы все исполняли законы да правила, что бы за жизнь началась? Одни мучения. Честное слово…
— Если подобное повторится, будете уволены. Чтобы через четверть часа заказ был доставлен. Лично проверю.
Пробурчав извинения, Иван отправился в «холодную», где среди брусков льда хранился нежный товар. Посылка возвышалась шуршащим облаком над массивной вазой. Складки упаковочной бумаги строили рожицы и нагло дразнились. Подхватив массивную ношу, скрывшую Ивана до макушки, он выбрался на Большую Морскую улицу. Путь неблизкий. Но извозчика не предложили. Спасибо, хоть Терлецкий дверь придержал. Оставалось нестись на своих двоих.
Пятый день февраля 1896 года выдался на удивление теплым и слякотным, впрочем, как и вся предыдущая неделя. В этом году весна явно спешила в столицу до Великого поста. Улицы превратились в снежное болото, лениво разметаемое дворниками. На главном проспекте столицы было почище. Пока Иван добрался до Невского, насквозь промочил лаковые ботинки, которые носил зимой ради фирменного шика.
Посылка притягивала внимание. Дамы провожали ее завистливыми взглядами, гадая, кто же эта счастливица, получающая по утрам такие подарки. Быть может, актриса или юная принцесса. Мужчины напротив, хмурились и недовольно качали котелками, прикидывая, во сколько обходится подобное баловство и кто может вот так запросто себе это позволить. Этот интерес Казарову был совершенно безразличен. Не замечая славы, он старался не споткнуться и не свалиться в грязь. За посылкой ничего не было видно, приходилось ступать почти наугад.
Запыхавшись так, что пар валил изо рта, Иван добрался до угла Литейного проспекта и Бассейной улицы. Значительный дом всем видом подчеркивал солидность. В меблированных комнатах «Дворянское гнездо» селилась чистая публика, с большим достатком и прочным положением. Тут проживали те, кто не успел обзавестись собственным особнячком или просторной квартиркой, но жить в доходном доме считал ниже своего достоинства. К постояльцам относились со всем возможным почтением, какое не встретишь и в отеле, стараясь не докучать и предоставляя свободу жить как хочется.
Кивнув швейцару, торчавшему на углу, Иван вошел в отдельное парадное с Бассейной улицы, поднялся на второй этаж, кое-как переложил груз из руки в руку и дотянулся до электрического звонка. В дом было подведено электричество. Колокольчик позвал хозяев. Но посыльному никто не открыл.
Выждав приличное время, Казаров крутанул ручку двери.
Ответа не дождался. Зато дверь была не заперта. Потянуло жилым духом. В другой фирме, не столь знаменитой, посыльный оставил бы ношу у швейцара и счел свою миссию выполненной. Подумать о таком святотатстве Иван не рискнул. Наверняка погонят взашей. Оставалось одно средство. Нарушив строжайшие правила этикета, он самолично приоткрыл дверь, влез в щель и наглым образом крикнул:
— Доброе утро, презент доставлен! Позвольте войти?
Быть может, Иван и не решился бы на такое разнузданное поведение. Но сегодня деваться было некуда, и так проштрафился. Да и вообще: за что ругать человека, который доставил такой подарок? Должны встретить и принять.
В маленькой прихожей горел свет. На вешалке — уличная одежда и головные уборы, на положенном месте стояла обувь, зонтики теснились кучкой. Из кухни тянуло подгоревшим кофе и пережженным молоком. Белые створки прикрывали вход в гостиную. (Иван прикинул, что за ними гостиная.)
— Прошу простить! — нарочито громко выкрикнул он.
Молчание. Заснули, что ли? По всем признакам, хозяева дома. Торчать посреди порога с ношей неудобно. Но и без спроса войти непозволительно. Это уж совсем из ряда вон.
Возвращаться в магазин с грузом? Лучше сразу искать новое место. Сунуть швейцару? Незнакомы, так, здоровались, и только. Что же делать?
Казаров окончательно нашел положение свое безвыходным. И потому решился. Перешагнув порог, он кашлянул зычно, сообщив, что прибыла посылка. Дом выслушал. Но обитатели не явились.
Собрав остатки решимости в один кулак, другим Иван вежливо постучался. Из гостиной не откликнулись. Наверняка заснули.
Ничего не осталось, как идти до конца. Раз зашел так далеко. Казаров мужественно открыл дверь, пропуская вперед роскошную ношу. Чтоб было ясно, кто врывается таким бесцеремонным образом. В гостиной было тепло и душно. Пахло необычной смесью дорогих духов и чем-то еще, что Иван не мог узнать, немного приторно сладковатым. Стоя под защитой бумаги, он ждал: вот сейчас его окликнут, удивятся и захлопают в ладоши.
Маятник отмерял тишину.
Пребывать в глупейшем положении бесконечно Иван не мог. Надо сложить посылку на самом видном месте и поскорее удалиться. Пусть Терлецкий сам разбирается с капризами заказчика. Только бы найти место, где оставить чужое добро.
И Казаров опустил ношу верхом вниз, что делать категорически запрещалось.
Гостиная открылась во всей красе.
Иван моргнул, надеясь, что спит в кладовке, и это ему только кажется. Потом моргнул еще раз. И еще… Наваждение не исчезало. Руки стали ватными, пальцы ослабели, драгоценная посылка выскользнула, упав на ковер.
Казаров не хотел смотреть. Но не мог оторваться. Словно погружаясь в гипнотический сон.
