в кармане олимпийки ингалятор. Через несколько мгновений облегчение.
Оборачиваюсь и смотрю на узел. С балкона бы вышвырнула, но перед соседями стыдно. Я не любительница семейных драм. Вдыхаю полной грудью. Теперь свои вещи можно собрать. Сначала кидаю все подряд и только потом доходит, что нужно брать с собой теплую и удобную одежду.
Смеюсь сама над собой, вытаскивая обратно сарафаны и босоножки. Ну куда в них, по горам в ноябре?
Один купальник оставляю. В городке есть бассейн, и спа, я там всегда по полдня зависала, когда приезжали с мужем на горнолыжную базу. Он делал дела, а я отдыхала. Но вот уже два года не летала на Алтай, все по врачам и по врачам…
Ребенка очень хочу. Просто очень−очень. Моя бриллиантовая мечта. Особенно после того, как Настена родила сынишку Матвейку. Я стала малышу крестной.
Помню, как целовала его маленькие кулачки, щекотала пяточки. И завидовала подруге. Но от души. Они с Артемкой заслужили свое счастье.
А теперь все. Больше никаких врачей. Хватит тешить себя несбыточными надеждами. Займусь бизнесом, который получила в наследство. Может быть, когда−нибудь усыновлю ребенка. Я выживу. Без него.
Собираю аптечку и несколько ингаляторов рассовываю везде — в сумочке и чемодане, в карманах куртки и утепленных джинсов. Я не так давно астматиком стала. Все от нервов, как сказал врач.
А может, от разочарования в себе. Не состоялась, как мать. А теперь и как жена.
В десять часов утра стою с вещами у подъезда, жду друзей. Мимо проезжает белая иномарка, я сначала не обращаю на нее внимания. Но она делает круг по двору и снова проезжает мимо меня. Наверное, человек заблудился, не может определиться, какой подъезд нужен.
Машина паркуется у соседнего подъезда, но шофер не выходит. Ждет кого−то? Но за десять минут никто не появляется из дома. Мне уже интересно, что происходит, но узнать окончание истории не судьба.
За мной заезжают Артем с Настей. На заднем сидении в детском кресле мой крестник. Ему уже три годика исполнилось, такой общительный мальчик.
− Прив−е−е−е−т, − радостно тянусь к малышу, целую теплую ароматную щечку. Жалею, что не припасла для него гостинец или игрушку. Упустила из виду, расстроенная. — Как ты, мой маленький?
− Привет, я большой, − четко возражает Матвейка и утыкается в смартфон, где крутятся мультики про паровозик. — Ты с нами поедешь?
− Да, − устраиваюсь на заднем сидении, пока Артем складывает мои вещи в багажник. — Ты не против?
− Нет. Мы будем с тобой играть!
Он говорит уже чисто, только букву «р» произносит раскатисто, недавно ее научился выговаривать. Артем открывает дверцу и подает мою сумку, чемодан уместился в багажник, больше места нет.
Мы проезжаем мимо белой иномарки. Возле нее стоит высокий мужчина, разговаривает по телефону. Все это мельком откладывается в моем сознании. Я бы, может, разглядела его получше, только для того, чтобы сконцентрировать мысли на чем−то другом.
Чтобы не думать о Степе и его нынешней пассии.
Меня отвлекает звонок телефона. Сестра звонит. Либо узнала, кто отец ее внука, либо снова хочет поделиться своими радостями. Ни то, и ни другое не хочу сейчас слушать. Нет, я не собираюсь совать голову в песок, как страус.
Просто салон машины не лучшее место для телефонных разборок.
При выезде из двора, та самая белая иномарка нас обгоняет. Она быстро скрывается в потоке машин, которыми запружена улица.
− Вот бешеный, − ворчит Артем, − куда торопится? Даже выехать не дал.
− Может, человек опаздывает, − успокаивает мужа Настена, гладит по плечу.
− Торопится… подрезать обязательно было?
Дальше я не слушаю. Смотрю мультики с Матвейкой, он мне объясняет, что делает паровозик по имени Томас. Он любит персонажа, рассказывает о нем взахлеб, а я подогреваю азарт малыша, расспрашивая его про то, что творится на экране.
− Он заболел! И доктор его лечит… я тоже болел, − хвалится мальчик, ерзая в креслице.
Боже, как я люблю этого маленького мужичка! Все горести отходят на задний план.
В аэропорту нам ждать вылета два часа. Я сбрасываю вызов сестры, когда сдаем багаж, а потом решаюсь с ней поговорить.
− Настя, я отойду, Ольга названивает. Не теряйте меня, − предупреждаю подругу, и иду в кафе неподалеку.
Посетителей в кафе почти нет, один парень только входит вслед за мной и сразу идет к стойке. Я заказываю себе чай и устраиваюсь в дальнем углу, чтобы никому не мешать. Набираю сестру.
− Оль, ты чего−то хотела? — я не хочу ее приветствовать, не хочу разговаривать по−доброму. Это она мать моей разлучницы. Знаю, что не виновата, но все равно неприязнь теперь даже к ней. — Говори быстрее, я в аэропорту, скоро посадка.
− Ты решила сбежать от проблем, дорогая сестричка? — голос сестры прохладен, понимаю, что она все узнала, и тоже косвенно обвиняет меня. Степа ведь мой муж, стало быть я за ним не уследила. — Куда ты собралась?
− На Алтай улетаю. Да, сбегаю. Живите, не тужите, − язвлю, помешивая ложечкой чай без сахара. — Чего ты хочешь?
− Почему вчера не сказала, что Степка твой ушел к моей Юльке? — снова обвинительный тон.
− Ты радовалась внуку… да и вообще, − устало признаюсь, − меня его уход из колеи выбил. А предательство Юли… Это очень больно, Оль. И мы с тобой ничего сделать с этим не можем. У них теперь ребенок.
− Я прогнала твоего кобеля. Пришел весь такой, с цветами. Сказал, что ребенок его. Ну я его этим веником и отходила по морде, − ворчит сестра, а я представляю картинку и мне смешно становится. — Забирай его обратно, а? Ну не нужен он моей глупой дурочке. Сами мы ребенка воспитаем.
− Он и мне теперь не нужен. Я для него шлак. Отработанный материал, он сам так сказал.
− Урод. Тогда пусть квартиру снимает, я его в свой дом не впущу.
− Это уже не мои проблемы. Все, мне
