тут, шевелить усами,
Пока погода добрая стоит,
Пора бы собираться нам на саммит.
Там добрая попойка предстоит.
**
Но только вышли кумовья наружу,
Как месяц с неба тотчас же пропал.
Паскудный бес дорогу им завьюжил,
А сам опять до бабы поскакал.
**
У Чуба несколько побольше масса,
И вьюга не подняла этот груз,
А хилого, субтильного Панаса
Трепало, как Макрона профсоюз.
Оксана
А в это время Чубовская дочка,
В своих волосьях ленты теребя,
Сидела и глядела в одну точку,
Ну, в зеркало глядела на себя.
**
Ей в общем, пофиг было, что творится
И в мире, и конкретно за крыльцом.
Она перебирала свои лица
И выбирала нужное лицо.
**
Тут в горницу вошёл крутой верзила,
Не скрипнув ни одной из половиц,
И с нежным умилением дебила
Стал наблюдать примерку её лиц.
**
Когда ж она позировать устала,
То наконец увидела в дверях
Фигуру онемевшего амбала,
Порозовела и сказала: “Ах!”
Вакула
А он так скромно потупился сразу,
Потом зачем-то посмотрел в окно
И произнёс задумчивую фразу:
“Ночь – это как бы день, только темно”.
**
– А что, кузнец, скажи-ка, хороша я? –
Спросила, когда схлынул первый шок,
На мне лежит ответственность большая –
Мне нужен побогаче женишок.
**
Вакулий слыл в Диканьке нелюдимом,
Кузнец, маляр, боксёр-тяжеловес.
Селяне обходили его мимо –
В карман за словом долго он не лез.
**
“Чем меньше женщину мы любим”, – произнёс он,
Тем больше меньше мы её чем тем“.
С подобного словесного поноса
С Оксаны крыша съехала совсем.
**
– Со мною столь изысканным манером
Ты более общаться не моги.
Лети-ка ты в столицу, станешь мэром,
А заодно купи мне сапоги.
Голова
А чёрт за ведьмой по небу гонялся,
Потом опять загнал её в трубу
И чем-то долго с ней там занимался,
Но слышно было только Бу-Бу-Бу.
**
А вскоре Тук-Тук-Тук раздалось в хату.
Ну тут, понятно, стресс, понятно, шок.
Засуетился Дон Жуан рогатый
И очень быстро спрятался в мешок.
**
Хозяйка, ночью ведьма, днём Солоха,
Услышав непонятные слова,
Подумала: “Ну принесло же лоха”,
Но оказалось, это Голова.
**
Случится же на Рождество такое.
А он ведь не в соседней хате жил,
Он в Белой Хате числился Главою,
Хоть с головою не всегда дружил.
**
Издалека, наверно, добирался,
Спешил, бедняга, из последних ног,
Всё по пути о трапы спотыкался,
Сказал: “Hello” и рухнул на порог.
Дьяк
А у Солохи был надёжный принцип –
Быть безотказной для любых мужчин.
Чтоб каждый сам себе казался принцем
И полагал, что он у ней один.
**
А её формы были столь упруги,
Что распирали тонкое сукно,
А потому все козаки в округе
Слетались словно мухи на … вино.
**
И вот проказница едва успела
Засунуть в подвернувшийся мешок
И Голову, и остальное тело,
Как снова кто-то прётся на порог.
**
Мужик – кобель. Женатый, неженатый,
Он в полигамном климате живёт.
Да пусть он будет хоть генсеком НАТО,
Он всё равно налево завернёт.
**
А дьяк, особа в звании духовном,
Казалось бы, святая простота,
И тот с Солохой задышал неровно
И стал хватать за разные места.
**
Да только снова стук раздался в хате,
И дьяк в мешок сховаться поспешил
Узнал бы его шеф, отец Кондратий,
И сана, и девичества б лишил.
Эпилог
И всё, как прежде, повторилось тупо,
Пришёл потенциальный женишок,
И не успевши толком снять тулупа,
Он сразу же отправился в мешок.
**
И так могло бы дальше продолжаться,
Халява для иных – родная мать.
Да только время в хате прибираться
И разных паразитов выгонять.
**
В политике есть люди, что не жалко
Им персональный выделить мешок,
Потом – на историческую свалку.
Тогда всё в мире будет хорошо.
**
И наконец ещё такая малость –
Как Николай Василич был бы рад,
Когда б его Диканька оставалась
Такой, как два столетия назад.