продолжала допекать он меня, пока я, торопливо раздеваясь, здоровался с остальными учителями. – Что тогда, опаздывали. Что сейчас. Когда уже приучите себя к дисциплине?
Да-да, наверное, это было ошибкой, пойти на практику в ту же школу, в которой до этого учился одиннадцать лет. Нет, в моих-то мыслях все было по-другому. Там, в моих мечтах, учителя, которые еще недавно ставили мне двойки, уважительно жали мою руку и говорили «молодец», а Зинаида Ефремовна, носившая кличку «Ледокол», доверительно пускала при мне слезу, жалуясь на то какие сейчас пошли ученики «не то что ты, Морозов!». Ага, счаЗ же! Бывшие учителя и нынешние коллеги снисходительно посмеивались, хоть и не отказывали помочь нерадивому практиканту. А завуч...Завуч такой же и осталась. Злой, требовательной и вечно всем недовольной теткой.
Прозвучал первый звонок, и я, собрав в кучу бумаги и мысли, пошел в класс. Сегодня у меня три урока у старшаков и два природоведения у младших классов. Надо это как-то пережить.
И постараться больше не встречаться с «Ледоколом».
Из школы я вышел в начале пятого с квадратной головой и очередной кипой тетрадей в портфеле. Долбанный 9 «г». Все нервы из меня вытянули. Половина класса просто оторви и выбрось. Не хотят учиться, не хотят слушать учителя, не хотят ничего. Все их мысли сосредоточены во фразе, которую мне сказал один из учеников – заядлый хулиган Васечкин. «А че», - жуя жвачку, нагло смотря мне в глаза, сквозь смех говорил он. – « мне лишь бы проходной балл получить, а там буду получать безусловку да жить в свое удовольствие. Работать ваще не собираюсь».
Да, безусловка, то бишь безусловный базовый доход, действительно обеспечивает граждан минимальной суммой денег для проживания. Все что нужно для его получения – заработать в школе определенный проходной балл. Причем он настолько низкий, что только хронический осел не сможет его сдать. Эх, плодит государство бездельников. Ну да ладно, зато остальным, кто честно трудится, идет куча льгот... Только это и греет мою душу.
Я замечтался, улыбаясь своим мыслям, поэтому яростно сигналящую машину услышал далеко не сразу. Встрепенулся, приходя в «сознание» и обнаружил себя переходящим дорогу на красный свет светофора и несущийся на меня грузовик. Водитель яростно давил на клаксон, и в его глазах я прочел и испуг и ярость.
В следующий момент меня со всей дури толкнули куда-то в спину, отчего я полетел вперед, а сзади послышался визг тормозов, удар и звон разлетающихся осколков. Летел я кубарем метра три точно, совершив в полете парочку переворотов вокруг оси, отчего мой портфель раскрылся выбрасывая в разные стороны листы бумаги и тетради. Приземлился на пешеходный тротуар, чувствительно приложившись боком о бордюр.
Охая от внезапно пронзившей боли в спине, соскочил на ноги. В мозгу почему то вертелась мысль о тетрадках. «Как же так, – думал я, - ведь теперь они все испачкались! Как же мне их собрать?»
Оглянулся, рассматривая происшедшее за моей спиной. Там было все печально. Грузовик, не успев вовремя затормозить, все же сбил толкнувшего меня в спину человека. Сейчас он лежал в трех метрах от машины, и под ним медленно образовывалась темно-красная лужа крови.
Сердце бухало от ужаса, гоня по организму адреналин, в висках стучало, мысли неслись галопом. Сначала я хотел убежать, все же страх брал свое, но потом проснулась совесть. И именно под ее давлением я бросился к своему спасителю.
Поток машин остановился, ошарашенный водитель грузовика, который в последний момент пытался отвернуть и врезался в бок другой машине, вылазил из покореженной кабины, а я уже склонился над пострадавшим, осматривая его. Мои руки тряслись, когда я ощупывал его. Мужчина, среднего возраста, средней внешности без видимых повреждений. А нет, вру – затылок явно разбит и из него толчками выталкивается кровь.
Несмотря на это, мой спаситель в сознании. Он смотрит на меня серыми,почти бесцветными глазами и что-то шепчет. Наклоняюсь, напрягая слух, стараясь отсечь посторонние шумы. Мужчина говорит очень тихо, видно что силы оставляют его:
- Дурак, - шепчет он мне. – Что ж ты натворил..
- Простите, - отвечаю ему.
- Дай мне свою руку. – Он еле шевелит левой ладонью.
Сую ему свои пальцы. И, готов поклясться, что секунду, назад в его руке ничего не было. А сейчас в ней белеет какая-та бумажка, похожая на ватный кружок, которым мама по вечерам смывает свою косметику.
- Ищи Бориса, - еле слышно произносит пострадавший
Эту штуку он прижимает к моей наружной стороне ладони и тут же силы покидают его. Взгляд мутнеет, рука безвольно падает на асфальт.
- Эй, - тормошу я его, - вы чего?
Белый кружок на моей руке становится красным, и ладонь пронзает такая боль, будто ее с размаху проткнули толстенным ломом. Боль старательно и стремительно растекается по предплечью, захлестывает плечо, сжимает грудную клетку и легкие, выкручивает печенку, ударяет вторым ломом в пах, сводит судорогой мышцы ног, и, наконец, футбольной бутсой впечатывается в голову. Я кулем валюсь на своего спасителя и мое сознание выключается.
Глава 2
Захлебываясь кровью, заваливая окопы и доты противника трупами, мы всё же сумели взять этот треклятый укрепрайон. Наши танки погребальными кострами догорают на склонах, а мы снова сидим в окопах. Только теперь уже во вражеских.
– Сынки, герои Твердыни! – кричит наш новый командир. Предыдущего снял снайпер, едва тот высунулся из-за бруствера, прямо меж глаз засадил. – Великие отцы довольны вами! Неприступная крепость врага пала под нашим неудержимым натиском!
Системное сообщение: восстановление завершено.
Чем там гордятся Великие отцы совершенно непонятно: окоп, в котором мы находимся, совершенно ничем не отличается от того, в котором мы готовились к штурму час назад. Даже глиняная жижа, образовавшаяся от недельного ливня такая же. И мой товарищ Зикир, жевавший табак, всё так же плюет в нее. Смотрит на меня и плаксивым голосом говорит:
– Митька, Митенька, сынок! Только не ты, я не выдержу этого еще раз.
Я с удивлением смотрю на своего боевого друга, с которым прошёл огонь и воду, и свинцовые дожди.
– Ты чего? – спрашиваю у него. – Какой еще раз?
– Димочка! – Зикир вскакивает и мгновенно превращается в мою маму. – Ты очнулся!
Я смотрю на нее и понимаю, что это опять был всего лишь сон.