заметил характерные признаки. — Если я вам настолько неприятен, то можете меня ударить, я никому ничего не скажу. По вашему возрасту можно сделать вывод, что вам что-то сделали мои родители, но я-то не они… Я и не знаю их совсем…
На эту тираду профессор сначала высказался очень грубо, а потом задумался. Он был задумчивым все время, пока они ходили по аллее, даже подсказал мазь для заживления… ну… этого самого. Гарри открыто объяснил, что его ждет дома после явления профессора, ибо разочарованные в нем Дурсли, наверняка решили бы отомстить за пережитое разочарование. А вот Северус Снейп, слушая этого мальчишку, надеялся только, что Поттер сумеет выжить там, где его хочет видеть директор. Ненавидеть такого Поттера не хотелось.
И вот теперь полученная мазь понадобилась, ибо Дурсли мстить почему-то не стали. Немного подумав над тем, что сказать Гермионе, Гарри тяжело вздохнул и просто протянул мазь.
— Эта мазь быстро заживит все, — пояснил он. — Я выйду и посмотрю, чтобы никто не заходил, хорошо? — выражение лица девочки после этой фразы дядя Саша назвал одобрительно, но нецензурно. Правда, нецензурно дядя Саша назвал и родителей девочки, попросив мальчика не повторять. Гарри сделал честные глаза.
Глава 4
Часть 2
Гермиона посмотрела на Гарри нечитаемым взглядом, но баночку взяла. Рука у нее отчетливо дрожала, что мальчик скорее почувствовал, чем увидел. Когда Гарри вышел, сделав именно то, что обещал — то есть плотно закрыв дверь, девочка решила ему поверить. Она задрала юбку, спустила белье и намазала мазью мгновенно защипавшее, но быстро успокоившееся пораженное место. Боль моментально исчезла, поэтому, подумав, девочка сменила трусики на чистые. Оправив одежду, она постучала в дверь, показывая, что закончила, а в голове девочки бродили мысли на тему того, что, если у мальчика даже мазь есть, значит, достается ему намного, намного сильнее, чем ей. Спрашивать, впрочем, Гермиона не решилась, просто вернула мазь, очень тихо поблагодарив.
— Прости… — девочка заговорила только через несколько минут, будто не решаясь что-то сказать, но Гарри торопить Гермиону не стал. — А можно я… можно мне… ну… — она никак не могла сформулировать и только в конце прошептала: — Дружить…
— Давай дружить, — мальчик улыбнулся, вспоминая уроки дяди Саши, пересел на кресло рядом с девочкой и мягко обнял ее за плечи, отчего Гермиона вздрогнула, а потом очень-очень тихо, почти неслышно, заплакала. То, что с девочкой все плохо, Гарри было понятно и так, но вот что с этим делать, он пока не знал.
— Спа-сибо, — с большим трудом взяв себя в руки, Гермиона с легко читаемым страхом в глазах посмотрела на Гарри, будто проверяя, не отвратила ли она его от себя слезами. Мальчик же продолжал мягко улыбаться девочке, ощущая себя при этом так, как будто девочка была пятилетней. «Что же с ней сделали?» — удивился про себя Гарри, решив попозже поговорить об этом с дядей Сашей.
— Ты хорошая, я тебя не оставлю, — как учил его мужчина, тихо произнес Гарри, замечая, как расслабляется девочка в его руках. — Хочешь поспать?
— Да, — ответила Гермиона. — Почему-то устала, — совсем тихо произнесла она, пытаясь устроиться поудобнее. Мальчик почти принудительно положил девочку головой себе на колени, чтобы она могла вытянуть ноги на неудобных поездных креслах. Он гладил Гермиону по голове, а она спала. Также когда-то дядя Саша гладил по голове его самого, успокаивая после детской истерики, но здесь-то истерики не было, здесь было что-то непонятное.
Девочка спала, попискивая во сне, иногда тихо что-то говоря, иногда будто плача, а Гарри узнавал в ней все то, о чем когда-то говорил дядя Саша. Для него это означало, что нужно принять решение, хотя, на деле, решение-то уже было принято — он просто не сможет оставить доверившуюся ему девочку, это было просто невозможно с точки зрения Гарри.
Когда за окном стемнело, и поезд начал замедлять ход, Гарри мягко разбудил Гермиону. Испуганно в первый момент вскинувшуюся девочку удалось успокоить, хотя ужас в глазах воспринимавшейся совсем малышкой, несмотря на то что была по возрасту старше, Гермионы, конечно, не мог не насторожить. Осталось одеться, помочь девочке и двинуться на выход, где было темно и очень для девочки страшно. А еще там был напугавший ее до сердечного приступа Хагрид. И темный лес. И страшное озеро. Даже красота замка не заворожила — так страшно было. Если бы не Гарри, девочка бы умерла, она искренне считала именно так.
А потом были призраки, рассуждения белобрысого мальчика, напомнившие Гарри то, что ему показывали и рассказывали о нацистах. Мальчик по фамилии Малфой рассуждал, а перед глазами Гарри вставала колючая проволока, груды тел и печи крематория. Поттер понял, что от Малфоя надо держаться подальше. Впрочем, Малфой и сам не спешил подойти, пытаясь увернуться от желающего его побить рыжика. Гермиона просто спряталась от всех за Гарри, начиная уже мелко дрожать, что мальчику, разумеется, понравиться не могло.
Песня Шляпы заставила поморщиться, как-то это было наиграно все, на взгляд Гарри, как будто кто-то хотел убедить их всех в волшебности этого места, но вот если отвлечься от способа освещения, говорящей Шляпы и призраков — так себе место было. Начавшееся распределение чуть не заставило Гермиону описаться от страха, но она сумела обуздать себя и спокойно усесться на табурет.
Шляпа думала долго, очень долго, но потом будто вздохнула и как-то очень обреченно произнесла: «Гриффиндор». Потом уже Гермиона рассказала, что просилась к барсукам и даже подходила для них, но… Кому-то была нужна девочка, которая выжила, именно на красно-золотом факультете. С точки зрения Гарри все было логично — из девочки делали героя, ну а то, что ее уже сломали, неизвестному «доброжелателю» было неизвестно. С ним самим все было просто: попросив Шляпу отправить его на Гриффиндор, он услышал только: «Иди, рыцарь». Оказавшись рядом с Гермионой, Гарри увидел, каким счастьем полыхнули ее глаза. Это следовало обдумать.
***
— Значит, говоришь, запуганная? — сегодня они встретились в большом кабинете, Гарри уже знал, что дядя Саша недавно получил свой кабинет и большую звездочку на погоны.
— Очень, дядя Саша, — подтвердил Гарри. — Говорить боится, дважды чуть в обморок не упала, плачет очень тихо…
— Значит бьют, но просто так такой жестокости не бывает, — задумчиво произнес мужчина в знакомой уже мальчику военной форме. — Значит, есть какая-то цель, какая? Подумай.
— Сделать послушной разве что, — проговорил мальчик, подумав. — Чтобы шла в колее и не сворачивала?
— Правильно, — улыбнулся ему офицер. — Чтобы делала только то, что должна делать, и не помысливала задавать
