потому что терапевт, говорящий «я вас люблю», нарушает этические нормы и переходит границы. Я почти и прекратил, в основном потому, что был испуган. Если не считать Дарси, никто и никогда до этого не признавался мне в любви. По крайней мере искренне. Но потом, после череды наших двухчасовых свиданий пятничным вечером, мне постепенно стало легче и я начал понимать, что вы имели в виду: что Ваша душа была способна любить мою душу, потому что любовь есть предназначение любой души, ее работа, точно также, как работа легких – дышать, рта – жевать и чувствовать вкус, ног – ходить. И когда совместных пятничных вечеров накопилось достаточно, я постепенно поверил, что Вы и в самом деле полюбили меня – не в плотском смысле, разумеется, и даже не в дружеском. Вы любили меня так, как лучшее начало в человеке естественным образом любит лучшее начало во всех других людях, стоит только избавиться от вредных, ядовитых наслоений.
Поэтому мне кажется важным сказать сейчас: «Я тоже люблю Вас, Карл», особенно учитывая, что мне никогда не удавалось донести это до Вас раньше. Я хотел, много раз – Вы ведь помогли мне избавиться от такого огромного количества комплексов. Дарси даже подзуживала меня, подбивала на то, чтобы я это сказал, но, очевидно, тогда еще было не время.
Я люблю Вас, Карл.
Я хочу Вам помочь.
Не можете же Вы прятаться в своем доме до скончания века. Вы не отшельник; это на Вас совершенно не похоже.
Моя Личность повторяет, что мне необходимо прорваться через вакуум невротической изоляции, которым Вы себя окружили.
Естественно, этим Вы поможете мне, но вместе с тем снова сможете помогать еще множеству людей – как только Вы должным образом оплачете убийство Леандры, Ваше сердце исцелится. В этом я абсолютно уверен.
Как я мог бы ускорить этот процесс? Что Вам требуется? Я готов на все, или почти на все.
Ваш самый верный анализируемый,
Лукас
2
Дорогой Карл!
Я и не ожидал получить ответ сразу же после первого письма, так что не беспокойтесь, моя решимость нисколько не поколеблена его отсутствием. Даже наоборот.
Вместе с тем я не знал, какой длины пауза была бы подобающей, прежде чем взяться за второе. Неделя – слишком много или слишком мало? Опираясь на нашу совместную работу, я полагаю, что Вы сказали бы примерно так: «Что ж, возможно, не следует случайным образом устанавливать правила. Возможно, вам нужно довериться Личности. Чего требует Личность? Затихните на время. Закройте глаза. Дышите ровно. Не шевелитесь. И прислушайтесь».
Не прошло и нескольких часов с тех пор, как я опустил первое письмо в щель ящика в почтовом отделении Мажестика, а я уже в точности следовал Вашим рекомендациям, какими я их себе представлял. Я медитировал на скамейке под красным японским кленом у бензоколонки. И Личность ясно сообщила мне, что я должен написать еще одно письмо – прямо сейчас, немедленно, этим же вечером! Ее посыл был почти требовательным, но я решил, что дам Вам все же шанс сначала ответить, а то наша переписка быстро превратится в занудный монолог.
Дарси согласилась со мной. Она сказала: «Когда ухаживаешь за вдовцами, главное – не пережать». Это была шутка. Она часто подтрунивала надо мной, когда я собирался пятничным вечером, по ее словам, «к своему парню», и шутливо жаловалась Джилл, что я изменяю своей жене с Вами. Я никогда раньше не говорил Вам об этом, потому что помнил, что Вы велели держать психоанализ неприкосновенным – то есть никому не рассказывать о нем. Вы сравнивали его с готовкой риса на пару. Если снять крышку, то весь пар улетучивается и алхимический процесс становится невозможным. Но моей Дарc я все же должен был сказать, что я хожу к психоаналитику, потому что она распоряжалась семейным бюджетом, а Джилл – ее лучшая подруга, то есть, пока Дарc была еще в человеческом облике, она все ей рассказывала. Не думаю, что Джилл кому-то говорила о наших с Вами отношениях, бывших и, надеюсь, будущих.
Я недавно спросил ее об этом, и она ответила, что сразу почувствовала тут что-то глубоко личное и оставила эту информацию при себе. На Джилл можно в таких вещах положиться, так что я не совсем понимаю, почему Дарс теперь требует держать ее в неведении касательно своих крыл и решения остаться временно здесь, внизу. Я переговариваюсь с Дарс каждую ночь, но ни словом не могу обмолвиться об этом с Джилл. Мне кажется, это просто жестоко.
Но сегодня вечером я хотел бы поговорить именно о Джилл. Потому что со мной случилась неприятность, и я не знаю, что теперь делать. Собственно, это и было причиной того, что даже после строжайшего предупреждения от полицейского Бобби я снова начал настойчиво появляться под окнами Вашего кабинета, надеясь, что Вы предоставите мне срочную консультацию. С трагедией в кинотеатре я, в общем, справляюсь самостоятельно, несмотря на весь ее ужас, но этот эпизод с Джилл заставляет меня мучиться совестью, особенно учитывая, что он составляет единственную тайну, которую я не открыл Дарси. Поскольку она больше не имеет человеческого облика, я слегка подозреваю, что она все равно в курсе, но уверенным тут быть нельзя. И даже если она простит меня – или каким-то чудом уже простила, – я скорее всего не смогу простить себя сам.
Мне хотелось рассказывать Вам об этом лично, поэтому я ничего не упомянул в прошлом письме, но я не в силах больше сдерживаться.
Не помню точно, что именно Вам известно о Джилл из наших встреч – если честно, я в последнее время вообще многое забываю, – поэтому начну с самого начала, в предположении, что Вы о ней вообще впервые слышите.
Дарси тихо и уверенно впитывает энергию окружающих, в то время как Джилл ее излучает. Дарси часто уступает. Джилл почти всегда идет напролом. Иногда это хорошо, а иногда разумнее уступить, так что они были прекрасной парой.
Чтобы было понятнее: никто не сделал для меня больше в эти последние месяцы, чем Джилл.
Вы заходили когда-нибудь в кафе «Кружка с ложками»? Через улицу от некогда славного, а ныне печально знаменитого кинотеатра «Мажестик»? Хотя я лично никогда вас в «Кружке» не видел, вы определенно там бывали, правда? Излюбленное место для всего города. Так вот, держит его Джилл. Блондинка на кухне – это она, и она же обходит зал, спрашивает у всех,
