фургона, человек подошел к Maserati, открыл пассажирскую дверь и вытащил из машины юношу. Все его тело сотрясали рыдания. На руках у него были наручники. Человек равнодушно взглянул на юношу, взял его за плечи и развернул к дороге. Они прошли буквально пару метров, когда с ними поравнялся черный Escalade. Мужчина сначала посадил в него юношу, а затем сел сам. Escalade быстро тронулся и вскоре исчез за поворотом, оставив двоих в форме наедине с искореженной машиной и Сониным телом.
Один из них открыл фургон и опустил пандус. Второй же, открыв дверь Maserati, забрался за руль. Слышно было, как он с восхищением говорит о дорогом убранстве машины. Впрочем, когда он попробовал завести ее, мотор лишь обиженно чихнул. Машина мигнула фарами, но заводиться отказалась.
– Бля, толкать придется.
Мужчина в форме со злобой хлопнул дверью.
– Давай, помогай. Времени ноль, ща менты приедут.
Вдвоем они кое-как закатили машину в фургон, закрыли дверь и уехали. На пустынной улице остались лишь брошенная поливалка и Соня.
Где-то вдалеке завыли сирены.
Глава 1. Архангельск. 1988 год
Марина засмотрелась в окно. Первый раз за месяц выглянуло солнце, и видом из их кухни просто нельзя было не любоваться. Их скромный дом стоял на пригорке рядом с широкой рекой, впадающей в море, и из окна она видела ледяные просторы, укрытые снегом, которые так красиво окрашивало в розовый заходящее солнце.
Красота за окном так увлекла ее, что она порезалась об острый край консервной банки, которую взялась открывать. Кровь брызнула из пальца прямо в масляную сайру, и Марина тихонько выругалась. Едва слышно, чтобы дети не заметили. Они так чудесно играли. Точнее, играл маленький Степа: он представлял, будто перегоревший предохранитель, который папа вытащил из электрощитка, – это его ракета, и она отправляется в путешествие к Марсу. Танечка уютно устроилась на диване и, казалось, целиком ушла в «Волшебника Изумрудного города». Из-за большой книги торчали только ее ушки.
На секунду Марина почувствовала себя счастливой и залюбовалась своим внутренним состоянием, опять забыв про ужин. А забывать было нельзя – скоро вернется Витя… Марина вывалила сайру в кастрюлю с рисом и начала аккуратно перемешивать. Последние минуты перед Витиным приходом для нее всегда были временем максимального напряжения: какой он придет? Марина научилась определять степень опьянения мужа по его походке, по количеству попыток вставить ключ в замок, по тому, как он снимает куртку и какие первые слова произносит, войдя в дом.
Когда-то все было не так, когда-то жизнь Марины не была полна страхом. Витя был юным и подающим надежды художником, они жили в Ленинграде, куда Марина приехала учиться. Наверное, если бы она не уговорила его тогда переехать в Архангельск, жизнь их пошла бы иначе… Но нет. Марина одернула себя. Все было бы точно так же, только в других декорациях. Точно так же надежды, которые подавал Витя, разбились бы о его безнадежную посредственность. Его картины плохо продавались в Ленинграде, а в Архангельске ни он, ни уж тем более его художества оказались бы никому даже даром не нужны. Витя пошел на завод, и Марина на собственном опыте узнала, что нет ничего страшнее, чем художник, обнаруживший у себя отсутствие таланта. Образовавшуюся внутри себя пустоту Витя заполнял водкой. Сначала немного, а потом…
Марина услышала шаги. Неуверенной тяжелой походкой Витя брел от калитки к крыльцу. Устало вздохнула. Задержала дыхание, чтобы лучше услышать: первая попытка – Витя не попал даже в замочную скважину, просто ткнул ключом в дверь. Марина шепотом позвала Таню:
– Таня, бери Степу, и наверх.
Таня все сразу поняла, зажала книгу под мышкой и опустилась на колени рядом с братом. Степа не хотел идти, до старта ракеты оставалось время, а космодром из кубиков еще не был достроен. Таня шепнула что-то ласковое брату, и он обнял ее, разрешил поднять себя с пола и нежно прижался к старшей сестре. Дети убежали наверх, и Марина с удовлетворением услышала, как на щеколду закрылась дверь детской.
Витя одолел дверь с пятой попытки. Марина выдохнула и перекрестилась: главное, пережить вечер. Шатаясь, в кухню вошел Витя: большой, красномордый, дурно пахнущий рыбным заводом и с огромным синяком под глазом. Марина улыбнулась мужу:
– Мы тебя заждались, садись, сейчас будет готов ужин.
Не раздеваясь, Витя угрюмо посмотрел на стол и на рис с рыбой, перевел налитые кровью глаза на Марину.
– А че это ты лыбишься? Не видишь, беда у меня. Упал, глаз повредил. А ты улыбаешься?
Перепуганная Марина, уже осознавшая свою ошибку, бросилась к мужу.
– Дай я посмотрю, давай холодное приложим, и тебе легче станет. Давай я йодом помажу?
Вместо ответа Витя с размаху заехал Марине в челюсть. Она услышала, как хрустнул зуб. От страшного удара она свалилась под стол и больно ударилась об пол. Замерла.
– Будешь знать, как зубы свои скалить, сука.
Марина лежала на полу и думала: только бы пережить вечер, а завтра я уйду. Возьму детей и уйду.
Полицейский Ford Focus припарковался напротив арки пятиэтажного дома. Степа вылез с заднего сиденья, громко хлопнул дверью и моментально пожалел об этом. «Сейчас опять нудеть начнет», – думал Степа. Зажужжало, опускаясь, переднее стекло, и из окна высунулось хмурое лицо старшего лейтенанта Махмудова. Степа всегда подозревал, что Махмудов в полицию пошел именно потому, чтобы его наконец перестали останавливать на улицах. Встретив такое лицо, любой полицейский считал бы своим долгом сразу же волочь его в участок «до выяснения». На деле же Махмудов был полицейским вполне вменяемым, хотя и занудным.
– Корнеев, ну блять, ну сколько уже раз просил – не хлопай ты дверью так!
Степа буркнул в ответ что-то среднее между «да пошел ты нахуй» и «ладно, не буду» и махнул Махмудову рукой.
– Давай уже. Вечером увидимся.
Уж чего вовсе не хотелось Степе, так это выяснять отношения: только бы добраться до дома, переодеться, закончить последние дела и лечь. Просто лечь и лежать, ждать, пока пройдут выходные и начнется новая неделя, которая, возможно, будет хотя бы чуть-чуть лучше. Пройдя арку, Степа зашагал через двор к своему подъезду.
Осень еще по-настоящему не началась. Стояла та редкая погода, когда в Москве комфортно всем: и тем, кто бесконечно жалуется на страшную жару, и тем, кто вечно недоволен холодом. Солнце медленно садилось, и в сумерках город казался немножко волшебным. Даже его простой пятиэтажный дом выглядел как пряничный домик с венской открытки. Степа немного повеселел и прибавил шаг.
От выходных его отделяло последнее дело. То, что его начальник – полковник
