Вскоре на дне миски осталось морковное крошево, которое Ярина принялась остервенело соскребать. И тут заметила, что домовой сердобольно пододвинул к ней тарелочку с пирогами, явно приготовленными для себя, такими маленькими они были. Смотрел он до того жалостливо, что краска бросилась в лицо.
– Спасибо, дедушка, сыта я, – прошептала Ярина, уставившись в пустую миску.
Нашлась умирающая с голоду! Объела хозяина, не для гостей же он щи готовил! Обмануть домового не получилось, тот лишь головой покачал, но не стал настаивать.
– Иди-ка ты в баню, я тебе одежу припас, а свою там брось, дюже грязная.
Никуда ей уже не хотелось. Прикорнуть бы прямо здесь, за столом. Но лучше вымыться сразу, иначе завтра исчешется вся. Поэтому Ярина через силу поплелась во двор.
Баня обнаружилась слева от крылечка – из трубы низенького бревенчатого домика валил дым, она побрела туда, на ходу стаскивая кожух.
Как ни восхитительно окунуться в щекочущие нос запахи багульника, ромашки, липы, затягивать купание не стоило. Ярина мылась, не давая себе расслабиться. Дольше всего пришлось провозиться с волосами, в которых запутались веточки, отчего голова стала похожа на раздербаненный веник.
Наконец, в чистой, как по ней шитой, рубахе, полушубке и мягких сапожках, надетых прямо на босу ногу, она вернулась в избу, разомлевшая и счастливая.
Домовой постелил ей на печке. Ярина вымоталась так, что готова была отключиться и на лавке, поэтому без единого слова забралась под одеяло и тут же уснула под несмолкающую колыбельную ветра за окном.
Ах, если бы можно было проспать до полудня. Но мечты так и остались мечтами. Солнце только выползло из-за холма, а первые лучи едва осветили горницу, как ворота содрогнулись.
ГЛАВА ВТОРАЯГрохот ураганом ворвался в сон, Ярина чуть на пол не свалилась. Слетев с печки, она испуганно оглянулась. Бежать куда-то? Прятаться? Спросонья она даже не поняла сперва, что не дома.
Домового же звуки не напугали – он даже головы не поднял, продолжая зашивать дыру на рукаве ее многострадального кожуха.
– Дедушка, что это?
Ярина сгребла сапожки в охапку, готовая к чему угодно, вплоть до нападения вчерашних невидимых чудищ, но спокойствие хозяина было непрошибаемым.
– Опять пришли, – невозмутимо ответил он. В руках ловко сновала игла, кажется, еще немного, и даже следа от дыры не останется. – Ходют, ходют чевой-то. Все неймется.
– Это что, из Пожарищ?
Шлепая босыми ногами по теплому полу Ярина бросилась к окну. То, как назло, выходило на другую сторону, ворот из него не увидишь. Дедок усмехнулся, щелкнул пальцами. Окно подернулось серебристой рябью, и картинка поменялась. Теперь двор по другую сторону избы был виден как на ладони. И ворота!
Сапожки выпали из рук, Ярина аж на лавку села от удивления. У них отродясь домового не было. Но никогда, даже в сказках, домашняя нечисть не творила таких чудес.
– Как же это? – Ворота содрогались от ударов. Но Ярина позабыла о них, ошалело оглянувшись.
– Волшба, – улыбнулся, показав острые зубки, домовой.
– Твоя?
– Нет, что ты, девонька, это еще до хозяйки было. Кудесник в стародавние времена избу построил, он ее и заговорил. И ее, и подворье. Я в магичестве не больно силен, но хозяйка говорила, что таких заклятий сейчас не знает никто. Стеклы эти, волшебные, цены немереной.
При упоминании хозяйки голос домового потеплел, наполнился грустью. Ярина пожалела старичка – нечисть редко привязывалась к людям, но, если такое случалось, разлуку переживала с болью. Бывали случаи, когда нечистики даже уходили искать хозяев, успешно или нет, история умалчивала.
Она снова испуганно глянула в окно. Каким бы ни был прочным частокол, выдержит ли?
– Утренничать будешь? Да не бойся ты. Не войдут они.
Горницу наполнял утренний свет, сделав ее еще просторнее и уютнее. Миски, из которых она трапезничала ночью, вымытые стояли на полках, а в печи поспевали пироги, наполняя комнату сладким нос запахом печеных яблок и свежей сдобы.
Прекрасное утро, если бы не настойчивые посетители у ворот.
– Раньше-то их леший не пущал, – продолжал как ни в чем не бывало домовой. – Но отправился он в дорогу, луна уж минула. А эти как прознали, что путь свободен, все бродят вокруг. Внутрь еще ни разу не сунулись, значится, чары действуют. Токмо ослабли совсем, еще немного – сниматься с места придется. Сегодня вон, ворота углядели. Глядишь, скоро забор их не остановит.
Закончив шить, он с невиданной силой встряхнул кожух и с улыбкой продемонстрировал свою работу, но взгляд то и дело возвращался к окну.
– Что им нужно? – все еще пытаясь разглядеть пришельцев, спросила Ярина.
– Поди разбери, – Торопий пожал плечами и переместился к столу, принимаясь бережно протирать его тряпицей, смахивая одному ему видимые пылинки. – Может, сокровища найти хотят, может, думают, что тут чудо-юдо поселилось. Хозяйку-то все знали. Пока она жива была, без конца ходили. То стрелы им заговори, то зелье на удачу сготовь. А как сгинула, да потом маг этот проклятущий появился, словно с цепи сорвались. Хорошо, леший им вовремя пути затворил. А теперь вон оно как выходит. Жадное до чужого добра ваше племя, ох, жадное.
Домовой потянулся и распахнул соседнее окошко, впуская в горницу вместе со студеным утренним воздухом обрывки разговора, от которого внутри все похолодело.
– Нет ее, говорю же. Зря только колдун нас гоняет. Не вернется.
– Отчего тогда дым из трубы? Отчего ворота появились? А ежели нет, пошуровать бы там. Чай, колдун не узнает.
– Не по-людски это. Али забыл, как ведьма твою жену от родильной горячки спасла? Ведьмовство здесь, опять же, на доме. Не помереть бы.
– Не помрем. Ведьмы нет, колдовство ее сгинуть должно было вместе с ней. Коли боязно, беги к жене под юбку. А мы с Годотой промеж собой каменья разделим.
– Хозяйке ларец драгоценный доставили, аккурат перед тем как сгинула она, – пояснил хмурый Торопий. – Прознали же, погань бледная. Ничего, будут им каменья. На всю жизнь запомнят.
Ноги замерзли, Ярине пришлось наклониться, чтобы надеть сапожки, а когда она снова прильнула к оконцу, через частокол уже лез здоровенный детина – косая сажень в плечах. Как только веревка выдерживала! Но оказаться во дворе любителю чужого добра было не суждено – миг, и грохотнуло, запахло паленым, а мужик с воплем свалился по ту сторону забора.
Окрестности огласила похабная брань. Ярина стыдливо поморщилась – к крепким словечкам она так и не привыкла, а от местных выражений заалели уши. И рада бы забыть, да не выйдет.
