группа, либо выяснялось, что потеряшка затусила с друзьями, отключив телефон и забыв о внешнем мире, и вот теперь нарисовалась где-то в городе. Тогда все облегченно вздыхали (при этом матеря незадачливую потеряшку) и сворачивали операцию.
Но Анна знала, что не всегда все проходит гладко. Больше всего она боялась на очередном поиске опоздать, как несколько лет назад милиция опоздала на помощь девочке Ане, и вместо испуганной, замерзшей, плачущей девушки найти холодное тело.
Она встала на краю крутого склона, подмытого весенними разливами, медленно осветила дно ручья, боясь увидеть страшную находку. Луч фонаря исследовал дно и противоположный берег. Внезапно ломаная тень метнулась по склону и Смолину передернуло, словно от ледяного душа. Внизу, в овраге, висела привязанная за тонкую веревочку детская погремушка, в свете фонаря ожившая длинной тенью.
В полной тишине, нарушаемой лишь мерным шепотом дождя, вдруг резко зашипела рация, и Анна вновь вздрогнула.
— Ань, что у тебя? — сквозь шум помех пытался пробиться голос Светы — деревья глушили связь.
— Света, ты меня до инфаркта доведешь! — Смолина тяжело выдохнула. — Вышла к ручью, исследую берег.
— Поворачивай обратно, Резнов уже подъезжает, милиция будет через десять минут. Нужно их встретить.
— Принято.
Анна уже хотела двинуться обратно, но погремушка притягивала внимание. Сколько Смолина ходила по лесам, никогда не видела ничего подобного. Кому понадобилось вешать ее в лесу?
Анна сделала шаг вперед, пытаясь подробнее разглядеть игрушку, и нога соскользнула. Подвели трекинговые ботинки, да и что можно было ждать от такой погоды, когда земля превратилась в жидкую грязь? Все случилось мгновенно — нога соскользнула вниз, и Смолину швырнуло на грязную землю. Она больно ударилась об оголенные корни, попыталась зацепиться, но рука скользнула по мокрому дереву — и по жидкой грязи она съехала по склону, чудом не упав в неглубокий, но наверняка ледяной ручей. Плащ задрался, и она проехала на животе по мокрой глине.
Анна аккуратно ощупала себя — переломов не было, удар не сильный. Она встала и от души матернулась — вот же, опытный поисковик, и так нелепо оступиться! Теперь еще как чушка в грязи. Это, конечно, не парад мод, но сейчас ей встречать милицию, добровольцев, Резнова — и в каком виде предстанет один из лучших поисковиков «AnnaSearch»?
Смолина огляделась — погремушка висела в паре шагов от нее. Анна подошла ближе и только сейчас заметила, что рядом в грязи лежат и другие игрушки — плюшевый медвежонок и деревянная пирамидка. От игрушек пахло ладаном. Могли ли это быть игрушки Машеньки? Тогда зачем их оставили здесь? Как подсказку?
Смолина осветила фонарем крутой склон, прикидывая где лучше подняться. Луч прошелся по глинистому берегу, из которого торчали корни деревьев и вымытые водой ямы, и выхватил из темноты что-то инородное. Что-то, чему в лесу не место.
Анна подошла ближе — какой-то сверток. Похоже, опять шашлычники накидали мусор, да еще и припрятали — поди найди его здесь, под обрывистым берегом в ямке, среди корней, да еще присыпанный землей и ветками! Смолина терпеть не могла таких уродов.
Но что-то в этом мусоре показалось ей подозрительным. Небольшой сверток, размером чуть больше дамской сумочки… Что-то продолговатое было завернуто в мокрый грязный полиэтилен.
Анна аккуратно откинула край пленки, и из свертка безжизненно свесилась крохотная детская рука.
* * *
Фиолетовый свет милицейских мигалок бегал по стене леса, словно боясь проникнуть внутрь, оставаясь здесь, под открытым небом. Там, в утробе тьмы, не было места свету. И мигалки словно знали это.
Дождь давно смешался со слезами, и теперь уже нельзя было отличить одно от другого. Анна сидела на заднем сиденье полицейской машины и бездумно смотрела куда-то сквозь мокрое стекло. Главное было не закрывать глаза. Потому что в кромешной тьме она сразу видела нечто, завернутое в грязный полиэтилен, словно не вылупившаяся куколка гусеницы, которая уже никогда не станет бабочкой.
— Привет.
Сквозь открывшуюся дверь на Анну смотрели глаза Светы, наполненные печалью и заботой. Как она здесь оказалась, когда приехала? Сколько уже Анна сидела вот так, не мигая глядя в пустоту?
— Ты как?
Как она? А как тут можно быть?
— Зачем она это сделала? — не отводя взгляда от пустоты тихо спросила Анна.
— Кто — она?
— А разве не ясно?
— Мы не можем сказать наверняка.
— Можем. Какие ещё варианты? Молодая одинокая мать. Нежеланный ребенок. Работы нет, денег нет, мужик алименты не платит. Я бы обоих расстреляла. Хотя нет, не так: вывезла бы в лес ночью, завернула в грязный полиэтилен и бросила умирать! — Смолина сорвалась на крик, перешедший в рыдания.
Света прижала ее к себе. Тело Анны содрогалось от рыданий. Мир сжался до маленького комочка боли, завернутого в грязный полиэтилен. Где-то снаружи этого мира невыразимой тоски шел дождь, словно небо тоже плакало, работали судмедэксперты, суетились люди. Но это уже не имело значения. Ничего кроме этого маленького свертка не имело значения. А раз в нем не было жизни — этот мир вдруг стал тоже мертвым.
— Ее надо найти, — сквозь рыдания выдавила Смолина. — Слышишь? Надо найти!
Света еще сильнее прижала ее к себе. Больше Анна не говорила, только тихо всхлипывала, а потом и вовсе забылась.
По крыше машины все также грохотал бесконечный дождь, словно мир вместе с Анной оплакивал не успевшую начаться жизнь, так резко оборвавшуюся. А может, дождь просто шел, и этой ледяной осенью никому, по большей части, не было дела до того, что случилось той страшной ночью в карельском лесу на берегу студеного ручья. Ночь заботливо хранила свои мрачные секреты.
Руна 2
«Айно, дева молодая,
Еукахайнена сестрица,
В лес пошла нарезать веток,
В роще веников наделать.
Для отца связала веник,
Веник матери связала,
Наконец, и третий веник
Крепышу связала братцу.
И идёт, спеша из лесу,
Прямо к дому меж ольхами.»
Калевала
2006 год, 20 сентября.
