душе как-то полегчает.
Любовь без возраста…
Лето, жарища. В помещении-то куда прохладней, чем на улице. Умеет июльское солнышко в Сибири побаловать своим теплом. В сельсовете полно народу, кто за талонами пришёл (середина восьмидесятых — талонная система), кто бумагу какую подписать, печать поставить, а кто… — Вы нас, Ираида Петровна, распишите, пожалуйста, — старчески улыбаясь, сказал важно и чуть-чуть протяжно совершенно седой небольшого росточка, но крепкий на вид Пётр Анисимович, а рядом с ним стояла сухонькая и тоже небольшого росточка бабушка. Нет, это были не муж с женой, а совсем разные люди, которые нашли друг друга в преклонном возрасте. Они жили в доме для престарелых, в Лесной даче, там, скорее всего, и встретились, там и поняли, что вдвоём им будет легче справляться со старостью. Вот и пришли расписаться.
— Кого вас, да вам лет-то сколько, вы хоть помните?.. — приподняв очки, выпучив глаза, с удивлением задала нескромный вопрос Ираида Петровна, председатель сельского совета.
— Помню, — словно отрезал, — мне вот без двух годков девяносто будет, а Нюрочке… — его глаза засияли, заблестели, он сжал её ладонь в своей руке и трепетно добавил: — Она у меня ещё моложава, ей только восемьдесят исполнилось.
Нюрочка же застенчиво улыбнулась, вопрошающе посмотрев на Ираиду Петровну. Наступила тишина. Все, кто на тот момент в сельсовете находился, замолчали. Даже секретарша перестала печатать на машинке. Похоже, всем было интересно, любопытно.
— Зинк, а ты што молчишь, хоть бы поддержала молодых, сама-то, небось, трижды замужем побывала, — нарушив молчание, подытожил Фёдор Филиппович, богатырского телосложения, он то и дело утирал пот с лица.
— Эх Филиппыч, ты б уж помолчал, сам, небось, завидуешь. А я бы и ешо вышла, коль нашёлся вот такой, — и она, улыбаясь, кивнула в сторону Петра Анисимовича.
— А что, совет вам да любовь! — кланяясь, развела рукой, как это делают на свадьбах.
— А што, Зинка верно говорит, совет вам да любовь, — снова встрял Филиппин.
— А вы сходитесь да и так живите, — с ухмылкой предложила Ираида Петровна, сняв очки, поглядывая то на Петра Анисимовича, а то на скромно стоявшую Нюрочку. — А что, что вам ещё надо? Свадьбу хотите закатить? — рассмеялась…
В помещении стало шумно и весело. Кто-то пытался подтрунивать, кто-то советы давать, а кто-то вспомнил своё…
— Люди столько не живут, — донёсся хрипловатый мужской голос, — а вы расписываться пришли!
И вновь смех, все засуетились…
— А мы ещё поживём и хотим всё по закону, всё как положено, по-людски! — А кто вам не даёт, вот и живите по-людски, — притворно улыбнулась Ираида Петровна, ставя печать и подписывая очередную бумажку. — Вот люди дают, уже одной ногой… а всё туда же, расписаться им надо, — ехидно высказал своё мнение один из посетителей. Он, похоже, сильно спешил и стоял отнюдь не первый в очереди. И снова стало шумно. Опять засуетились…
Я тоже невольно улыбнулась, хотя… в душе было совсем другое, я завидовала этой паре. Их глаза от счастья светились. Вот что значит любовь! И кто знает, у кого какая была судьба, кто знает… А тут в преклонном возрасте встретились, и их словно магнитом притянуло друг к другу. Как же это здорово! Вспомнила своих родителей, но такой счастливой улыбки на их лицах никогда не видела, хотя всю жизнь прожили вместе, дружно, и нас кучу нарожали. Мой отец помер в день золотой свадьбы. А быть может, я и не замечала, молодая была и не видела родительского счастья? А может, его и не было? Для них было счастье — это мы, дети. «Но мы никогда бы не позволили отправить маму или папу в дом престарелых. Интересно, есть ли у них дети? У Петра Анисимовича, у Нюрочки?» — размышляла я (так и не узнав отчества Нюрочки).
— Я старый? Я-а-а, Нюрочка моя?.. Да что вы говорите такое, что вы понимаете, я вам сейчас покажу, кто из нас старый?! А ну, пойдём все на улицу! — возбуждённым голосом громко скомандовал Пётр Анисимович.
Тут многие ринулись за ним на улицу. Дальнейшего поворота событий никто не ожидал. Пётр Анисимович, словно молодой парнишка, ловко перевернулся с ног на руки и быстро, умело пошёл на руках к магазину, который находился неподалеку от сельсовета.
Следом за ним едва поспевала Нюрочка, но на ногах, а руки, то и дело сжимая, прикладывала к своей груди со словами: «Петенька, не споткнись, не споткнись, Петенька!»
Вышедшие из сельсовета люди шли, спотыкаясь, за Петром Анисимовичем, да ещё собралась толпа уличных зевак.
— О даёт, о даё-о-от! — выкрикивала Зинаида, прихлопывая себя по бокам руками словно курица крыльями, и шустро семенила за толпой. — А я што говорила, о-о-о-о, — поднимает указательный палец вверх, — жаних-то што надо!
Ни палящее солнце, ни толпа зевак, ни окрики возлюбленной не помешали Петру Анисимовичу достичь нужной цели, показать свои способности. Молоденькие продавцы, жмурясь от ослепляющего солнышка, стояли на крыльце магазина (похоже, им сообщил кто-то из детворы) и удивлялись увиденному. Никто не спешил за покупкой. Здесь было куда интереснее. Когда Пётр Анисимович достиг крыльца магазина, ему аплодировали все присутствующие. Расписали? Конечно же, их расписали, всё как положено. Всё по закону. Как и хотели. Насчёт свадьбы не знаю, но знаю лишь то, что более половины своей жизни этот настойчивый, небольшого росточка, но шустрый не по годам дедуля проработал в московском цирке акробатом. И сколько бы я ни пыталась дома попробовать походить на руках, так и не научилась, падала, больно ударяясь. Вот такая она, ЛЮБОВЬ без возраста…
Закат
Лучи осеннего солнышка пробивались в комнату сквозь почти оголенную берёзку, кем-то давно посаженную под окном Владимира Николаевича. При сильных порывах ветра её ветви слегка постукивали по стеклу, словно напрашиваясь в гости. Порой он подходил к окну и общался с ней. Дерево, даже оголённое, было по-своему привлекательно. Вспоминалась та берёзовая роща, где они с женой Анастасией зачастую прогуливались по вечерам и говорили, говорили… О далёком прошедшем грустном, вспоминалось и весёлое, а то строили планы на будущее…
Схоронив Анастасию, а с ней он прожил долгую счастливую жизнь, почувствовал одиночество, непреодолимую тоску. Всё как-то быстро пролетело, вот уже и старость подкралась, промчались годы… Давно на пенсии, не работает. Грусть и тоска стали посещать его всё чаще и чаще. Посещают и дети, и внучата, чему он радуется и с нетерпением ждёт их визита. Тогда в квартире оживает всё: звонкий голосок правнучки, её смех, детское шлёпанье по полу, вкусный запах
