скулу?
Маша, кажется, и поднималась-то с кровати только ради Вани. Не будь его — давно бы сдалась, позволила бы медведю себя растоптать. До смерти. Но сын в ней нуждался. Потому Маша после каждого избиения поднимала себя с пола. Ковыляла за тряпкой. Ставила на плиту кастрюлю и варила. Запихивала в себя еду. Ворковала над сыном. И молилась, чтобы вечером медведь вернулся довольным. С флером чужих духов, смутно напоминающих давно пропавшую с горизонта Алису, — Маша то и дело ловила аромат на рубашках мужа — но довольным.
Уйти было некуда. Маша об этом даже не думала. Матери давно нет. Кому она с сыном нужна? Ещё и без диплома. Пусть медведь бьёт — главное, чтобы её. Она привыкла.
Сын рос. Лепетал первые слова. Иногда болел. И казалось, медвежья наука обойдёт его стороной. Казалось.
У фирмы медведя начались трудные времена. Маша поняла это по участившимся побоям и резко пошедшему на убыль количеству мяса. Даже закрытая наконец ипотека не помогла. Медведь зверел.
Однажды он вернулся особенно не в духе. Пах потом и алкоголем. Маша сжалась. Хорошо, что сын спит. Попробовала заманить медведя свежим варевом. Он тяжело протопал на кухню, недовольно сморщился, сунув нос в сковороду — опять курица. И вдруг схватил Машу и ткнул лицом прямо в горячее нутро сковородки: сама жри это говно, тварь. Маша взвыла, упёрлась руками в столешницу, силясь отпрянуть.
— Мама, — донеслось испуганно от двери. Медведь сильнее нажал на Машину голову, и вдруг отпустил. Маша толкнулась руками и рухнула на пол.
— Иди спать, Ваня, — всхлипнула она. Закрыла голову руками и сжалась. Над ней ворочались огромное и яростное. Маша ждала. Удара не было.
— Куда лезешь, — рыкнул медведь, что-то глухо ударилось о стену. Ваня завизжал.
Маша взвыла. Обваренный глаз слезился, она почти не видела. Но слышала. Надрывный плач сына и тяжёлое пыхтение за спиной. Маша забыла про боль, откинула спутавшиеся волосы:
Баю, баюшки-баю,
Я медведя прогоню,
Чтобы спал Ванюшка,
Мироно на подушке.
Руки сами нашли нужный ящик. Маша с силой потянула на себя и вслепую нашарила широкую рукоять ножа. Цепляясь за всё, что попадалось под руки, она поднялась и рыкнула:
— Не трожь ребёнка, Игорь!
